Дойдя до перехода, Олег остановился, словно витязь на перепутье, с сомнительным выбором из двух зол. Налево пойдешь, в пустой дом придешь. Направо пойдешь на остановку попадешь, откуда отправляется автобус до больницы. Но туда все равно не пускают. Днем Олег звонил, чтобы узнать о состоянии матери. Ей стало лучше. Кризис миновал, но она, по-прежнему, находилась в реанимации.

Олег пошел прямо. В магазинчике, где можно было перекусить на ходу, он купил чай в пластиковом стаканчике. После дня, проведенного на улице, было приятно греть озябшие руки, обхватив стаканчик ладонями, и маленькими глотками прихлебывать обжигающий напиток.

Согревшись, Олег нехотя побрел домой. Ему претило коротать вечер в пустой квартире, но больше деваться было некуда.

Он свернул в знакомый двор. На подъездной дорожке, нахохлившись под снежными шапками, стояли в рядок автомобили. Рабочие лошадки, на которых ездили постоянно, были очищены от снега, и лишь стекла, замерзая, покрывались коростой льда. Зато ветеран двора, древний, раздолбанный «Фольксваген», стоящий на приколе уже третий год, превратился в огромный сугроб. Со спущенными шинами и закрытыми полиэтиленом окнами автомобиль был никому не нужен. Дворники кидали на него снег. Он был ничей, и Олег ощутил странное родство с этим заброшенным сиротой.

На детской площадке женщина со второго этажа выгуливала пуделя, выряженного в щеголеватый вязаный костюм. Пес тщательно обнюхивал территорию, проставляя свои метки. Добежав до стоящего посреди площадки кособокого снеговика, пудель застолбил свое превосходство и с видом победителя потрусил дальше.

Олег проводил пса взглядом. В детстве он очень хотел собаку и не понимал, почему мама не разрешает завести щенка. Теперь ему никто не сказал бы «нельзя», но он сам осознавал, что не может взять на себя ответственность за еще одно существо. Наверное, это и было взрослением.

Пересекая детскую площадку, Олег увидел, что из их подъезда выходит участковый. Олег поспешно присел, спрятавшись за заснеженным «Фольксвагеном». Сейчас ему меньше всего хотелось общаться с милиционером, отвечать на вопросы и оправдываться в несовершенных грехах.

Посещение отделения милиции было еще свежо в его памяти, как и угроза участкового не спускать с него глаз. В тот раз ему было нечего скрывать. Он говорил чистую правду, и все же его без вины записали в виноватые. Порой люди охотнее верят лжи, чем правде. Какие истории ему придумать теперь, чтобы от него наконец отстали? Он знал, что рано или поздно все равно придется объясняться по поводу «взлома» квартиры, но предпочитал, чтобы это случилось как можно позже. У него и без того было полно проблем.

Подождав, пока участковый уйдет, Олег зашел в подъезд и нажал оплавленную кнопку лифта. Красный огонек не горел. То ли лифт сломался, то ли пацаны опять сожгли кнопку. Олег прислушался. Откуда-то из недр лифтовой шахты доносился тихий скрежет и урчание. Значит, лифт работал. Через минуту он остановился на первом этаже. Дверцы разошлись в стороны. Олег стоял и смотрел на тускло-освещенный, замусоленный гроб лифта, и в нем шевельнулась тревога. Он чувствовал, что идти домой не следует.