Однако Маркс продолжал размышлять о событиях в России, которые грозили опровергнуть его учение. Революционное движение длилось недолго, но оказалось потрясающе решительным и действенным. Между 1879 и 1881 годами отделившаяся от народников фракция «Народная воля» организовала 7 покушений на жизнь царя Александра II, последнее из которых достигло своей цели. Через шесть лет «Народная воля» пыталась убить и Александра III; одним из повешенных за участие в этом преступлении был Александр Ульянов, чей младший брат Владимир Ильич Ульянов станет известен как В. И. Ленин. Последовало большое количество арестов и приговоров, и многие русские революционеры оказались в изгнании. Плеханов уехал в Швейцарию с несколькими своими товарищами, включая Веру Засулич, которая в 1876 году застрелила генерала-губернатора Санкт-Петербурга и затем настолько виртуозно сыграла спектакль в зале суда, что присяжные признали ее невиновной в совершении предумышленного убийства. Несмотря на такое прошлое, она осуждала насилие и стремление к цареубийству в русском социализме, который, казалось, потерял из виду обязательное направление на экономику, заданное в «Капитале». Но вопрос о крестьянстве и пролетариате продолжал беспокоить Веру Засулич и ее товарища, находившихся на берегу Женевского озера. В 1881 году она обратилась к Марксу, авторитетно высказывая свое мнение. «Вы не можете не знать, что ваш «Капитал» очень популярен в России, — писала она. — Но о чем вы наверняка не знаете, так это о той роли, которую он играет в нашем обсуждении аграрного вопроса. Нельзя ли разрешить спор, сообщив ваши идеи о возможном будущем нашего общинного землевладения в сельской местности и теории исторической неизбежности для всех стран мира пройти через все фазы капиталистического производства?»

Маркс мучился над проблемой несколько недель и написал не меньше пяти черновиков ответа. Наконец он послал ей краткое письмо, где писал, что «так называемая теория» была неправильно понята: историческая неизбежность буржуазной фазы определенно ограничена странами Западной Европы. Западный переход от феодализма к капитализму представлял переход одного типа личной собственности в другую. А в случае русских крестьян их общественная собственность, наоборот, была бы вынуждена измениться в личную собственность. Однако анализ, данный в «Капитале», не приводит причин ни за, ни против жизнеспособности сельской коммуны». Этот ответ обнадеживал в большей степени, чем его комментарии четыре года назад, — но он был намного осторожнее, _>(чем первый черновик письма к Засулич, которое объясняло, почему и как русское крестьянство могло избежать судьбы своих западноевропейских товарищей по несчастью: