— Как же я вас проведу? — кипятился Белов, размахивая дорогой сигарой. — Вы в своем уме? Это ж не Москва. Контрамарку не выпишешь. Это Каннский фестиваль!

Белов подозревал, что офицеры «убойного» отдела недооценивают всемирно-исторического значения Каннского фестиваля.

— Хотя бы одного! — не отставал Рогов. — Билет же на двоих.

Билет лежал на журнальном столике. Прямо под носом у Рогова. Жалкая, в сущности, бумажка. А сколько в жизни порою зависит от таких бумажек? В прошлом году на перроне Московского вокзала убили разносчика газет. Довольно субтильный мужчина-инженер врезал разносчику кулаком в лоб: и насмерть. Долго не верили, несмотря на обилие свидетелей, что это он. Удар был богатырский, а инженер — вовсе нет. Ладно, поверили: всякое случается в состоянии сильного аффекта.

Но откуда взялся аффект? Инженер молчал, как воды в рот. Еле раскололи. Он ехал на вокзал в троллейбусе. Подошел кондуктор. У инженера был проездной, да куда-то запропастился. Инженер отказывался взять билет, продолжая искать проездной по всем карманам. Случился конфликт. Инженер опоздал на поезд. В Москве его ждала неземная любовь. Инженер был в панике и ярости. А тут совсем некстати подскочил разносчик: предложил инженеру не что-нибудь, а свежий номер газеты «Свеча». Есть такая — про интимные знакомства. Вот инженер и…

— И я не один. С женой, — напомнил Белов. Пепел с сигары упал на журнальный столик. Прямо рядом с билетом. Белов этого не заметил.

— Может, она по телевизору посмотрит? — подал Рогов креативную идею.

Белов издал неопределенный звук. Или это тонкое издевательство, или парень того… малосообразителен, так скажем.

Плахов сидел молча. Ему было неудобно. Он и не верил в успех идеи. Не надо было сюда ходить…

Белов неуверенно засмеялся. Засмеялся и Рогов. Смех был натянутый, странный, но такой нелепый, что через минуту присоединился и Плахов. Некоторое время все принужденно хихикали.

— Вы что, шутите? — выговорил, наконец, Белов.

— Нет! Олег Иванович, нам без билета никак, — продолжал наседать Василий. — Дело государственной важности.

— Обратитесь в полицию или в консульство. Пусть помогут.

— Вот, — обиженно сказал Рогов. — Все вы так… Только на словах родину любите.

Белов возмутился. Забыл, что сигарой не затягиваются, — затянулся. Дым попал в горло. Белов закашлялся. Аж слезы выступили. «Вот ведь нахалы ментовские», — подумал Белов примерно в стилистике своего героя.

Белов никогда не говорил, что любит родину. То есть он ее как раз любил, как умел, но считал, что бахвалиться этим — некрасиво. Так что в этом пункте Рогов попал пальцем в небо.

Нашелся тоже — на патриотизм давить. Еще неизвестно, что у них там взаправду за дело, во Дворце. Может, в кино просто хотят. Или хотят получить халявный билет и загнать у Дворца, а на полученные деньги напиться на пляже. Знаем мы этих питерских! У каждой аптеки — все усеяно пузырьками от настойки боярышника.

— Я в конце концов на фестиваль с фильмом приехал… — насупился Белов. — И тоже страну представляю…

— Хорошо. Тогда передайте, пожалуйста, Троицкому нашу просьбу, — вступил Плахов.