Переступила порог, за ее спиной суетилась взволнованная секретарь.

– Оставь нас, – спокойно произнес я Егору, и тот, кивнув, выскочил за дверь. – Доброе утро, мама.

Она проигнорировала меня. Сделала несколько шагов, бегло оглядела кабинет. Наморщилась так, словно учуяла отвратительный запах. Садиться не торопилась, продолжая стоять посреди комнаты. Я остался на своем месте. Чем дальше от этой властной и явно разгневанной женщины, тем безопаснее для нас двоих.

– Кто она? – поинтересовалась мать, переведя свой взгляд на меня.

Нахмуренная, свела брови. На лице пролегли морщины.

– О ком ты? – глупым прикидываться не умел, но хотел услышать от нее причину визита.

– Эта пигалица, – прошипела она, скрестив руки на груди. – Грязная девчонка, которая умудрилась захомутать моего сына.

– Твоего? – изумленно уставился на мать.

Однако она проигнорировала меня вновь.

– Кто она такая? – возмутилась, плотно поджав губы. – Я так старалась для тебя, оберегала от проблем. Следила за твоим здоровьем, а ты так поступаешь со мной. С нашей семьей? Думаешь, я приму твой выбор? Нет, ни за что и никогда!

Вот и подтверждения моим опасениям. Но так ли волновало одобрение семьи? Главное, как относилась ко мне Кира.

– Кто рассказал?

Мать фыркнула. Отвернулась, прошествовала мимо.

– Думаешь, я смирилась как отец? Отпустила тебя в свободное плаванье? Да я ни за что не поверю, что ты стабилен, – прошипела и уставилась на прикрытое окно. – Ты болен, Герман. Ничего не изменилось, лишь затишье. Но как думаешь, сколько потребуется времени, чтобы болезнь вернулась? Какого толчка ты ждешь, чтобы тебе опять загреметь в больницу? Я думаю, ты должен возобновить встречи с психотерапевтом.

Несгибаемая, упрямая мать всегда верила врачам. Всем, кто говорил, как тяжело я болен. Врачи, больницы, консультации, таблетки. Через что я прошел в детстве? Сломлен, разбит, потерян. Забившийся в укромный уголок собственного мира, я пошел наперекор родным. Но меня до сих пор не воспринимали всерьез. Болен? Да, для нее я был болен. Но для себя оставался прежним. Спокойный, рассудительный, точно знающий, к чему стремился и чего желал получить. И это никак не очередной выговор или порция нравоучений. Пора прекращать спектакль.

– Кто рассказал? – повторил свой вопрос, нарушая повисшую между нами тишину.

– Я всегда присматривала за тобой, – огрызнулась мать.

Ее лицо исказилось от гнева. Она развернулась на тонких каблуках, оставляя след на полу.

– Кто? – вот теперь я закипал.

А матери не стоит знать, каким я могу быть.

– Людмила, – она все же испугалась.

Ее броня под названием «Стальная леди» рухнула. На бледном лице пролегли глубокие морщины. Рот открыт от удивления, тяжелое дыхание. Руки дрожат, но она продолжает ими прикрываться. Будто эта хрупкая защита убережет ее от моего гнева.

– Что она рассказала тебе? – больше не осталось спокойного уверенного голоса. На смену пришло ненавистное хриплое звучание, режущее как нож слух.

– Сказала, что ты живешь с девчонкой, с уборщицей, которая обманывает тебя и помыкает тобой.

– Обманывает?