Правда, достойный ветеран Сыскной полиции не заметил ни вспышки тщеславия молодого полицейского, ни возвращения к более скромному поведению. Он не видел ни его беспокойства, ни колебаний, ни изъянов в проницательности. Впрочем, вскоре папаша Абсент устал смотреть, как перо бегало по бумаге. Он устал после бессонной ночи. У него раскалывалась голова, его била дрожь. К тому же у него подгибались колени. Возможно, на папашу Абсента, хотя он сам этого не осознавал, гнетуще действовала обстановка кабаре, ставшая еще более зловещей при тусклом свете зарождающегося дня.

Как бы там ни было, он принялся шарить в шкафах и нашел – о, какое счастье! – почти полную бутылку водки. Немного поколебавшись – для приличия, – он налил полный стакан и залпом выпил его.

– Хотите? – обратился он к своему коллеге. – Нет, не могу сказать, что она хорошая… Но мне все равно. Это расслабляет и согревает.

Лекок отказался. Ему не надо было расслабляться. Сейчас он задействовал все свои умственные способности. Он хотел, чтобы следователь, прочитав рапорт, сказал: «Найдите мне парня, который составил вот это». В этих словах заключалось его будущее как полицейского.

Лекок старался быть четким, лаконичным и точным. Он хотел ясно показать, как зародились, возросли и подтвердились его подозрения относительно убийцы. Он объяснял, благодаря каким дедуктивным выводам ему удалось установить истину, которая пусть и не была непреложной правдой, но все же вполне приемлемой, чтобы послужить отправной точкой расследования.

Потом Лекок принялся подробно описывать улики, лежавшие перед ним. Это коричневые шерстяные нитки, собранные на поверхности бруса, драгоценная серьга, слепки различных отпечатков, обнаруженных в саду, передник с вывернутыми карманами вдовы Шюпен. А также револьвер, заряженный тремя пулями из пяти.

Оружие, хотя и без украшений, было на удивление красивым. С первого взгляда становилось ясно, что его регулярно чистили. На рукоятке стояло клеймо одного из известных оружейников Лондона: «Стефен, 14, Скиннер-стрит».

Лекок чувствовал, что, обыскав жертв, наверняка найдет новые, возможно очень важные улики, но не решался это сделать. Он был еще слишком молодым, чтобы позволить себе такое. Он также понимал, чем рискует в подобном случае. Жевроль, осознав, что ошибся, придет в ярость и начнет кричать, что Лекок, изменив положение тел, сделал невозможным медицинский осмотр.

Впрочем, Лекок быстро утешился. Он перечитал рапорт, кое-что подправил. Тут папаша Абсент, куривший на пороге трубку, окликнул его:

– Что нового?.. – спросил Лекок.

– Жевроль и двое наших коллег ведут комиссара и двух прилично одетых господ.

Это был действительно комиссар полиции, недовольный тем, что в его округе произошло тройное убийство, но вместе с тем нисколько не обеспокоенный. Да и к чему волноваться? Жевроль, мнение которого в подобных случаях было неоспоримым, успокоил комиссара, едва придя к нему домой.

– Речь идет, – сказал он, – об обыкновенной потасовке между нашими клиентами, завсегдатаями «Ясного перца». Если бы все эти злодеи перебили бы друг друга, нам стало бы спокойнее.