Когда выделенных ему средств оказывалось недостаточно, он охотно брал деньги из собственного кармана. И никогда полицейские, работавшие с ним, не уходили, не унося с собой знаки его великодушия, выраженные в звонкой монете.

Из-за всего этого он нажил немало врагов. Он работал за двух инспекторов, и даже лучше них. Его прозвали «сбивателем цены», и это было сущей правдой. При одном его имени Жевроль недовольно морщился. Тем не менее завистливый инспектор сумел ловко обратить себе во благо ошибку, допущенную этим бесценным помощником.

Упрямый, как все люди, охваченные неистовой страстью, папаша Табаре однажды чуть не помог приговорить к смерти невиновного бедного портного, обвиненного в убийстве жены. Эта беда охладила пыл славного малого, а горькое разочарование заставило его удалиться на покой. Теперь он крайне редко появлялся в префектуре полиции.

Однако, несмотря ни на что, он остался оракулом, уподобившись великим адвокатам, которые, устав выступать в суде, продолжают одерживать победы в своих кабинетах, предоставляя другим оружие, чтобы те просто воспользовались им. Когда в Сыскной полиции уже не знали, к какому святому обращаться за помощью, все говорили: «Надо спросить у Внеси-Ясность!» Именно так прозвали папашу Табаре, поскольку он не уставал твердить: «В это дело надо непременно внести ясность».

Возможно, это прозвище, этот псевдоним помогло ему сохранить в тайне свою службу в полиции. Никто из его друзей ни о чем не догадывался.

Свою беспокойную жизнь во время расследования, странных визитеров, которых он принимал, постоянную занятость – все это он убедительно объяснял несвоевременными галантными похождениями.

Консьерж дома, равно как друзья и соседи, тоже стал жертвой обмана. Все судачили о так называемых излишествах, смеялись над ночами, которые он проводил вне дома, называли его потешным стариком, старым волокитой за юбками… Но никому никогда не приходила в голову мысль, что Внеси-Ясность и папаша Табаре – это один и тот же человек.

Лекок мысленно прокручивал историю об этом эксцентричном человеке в надежде вновь обрести мужество. Тут появилась экономка и сказала, что врач ушел. Открывая дверь, она добавила:

– Вот спальня господина. Эти господа могут войти.

На огромной кровати с балдахином лежал, потея и стеная под одеялом, двуликий оракул: Внеси-Ясность из Сыскной полиции и Табаре с улицы Сен-Лазар. При взгляде на этого оракула становилось совершенно ясно, почему никому из его самых близких соседей не пришла в голову мысль, что он сотрудничает с полицией.

Было абсолютно невозможно наделить не только высшей проницательностью, но даже средним умом обладателя этой физиономии, на которой читалась не только глупость, но и вечное удивление.

Наделенный природой покатым лбом, огромными ушами, вздернутым носом, маленькими глазами и толстыми губами, господин Табаре являл собой, приводя в отчаяние карикатуристов, законченный типаж придурковатого мелкого рантье.

Правда, приглядевшись внимательнее, можно было заметить его удивительное сходство с охотничьей собакой, повадками и инстинктами которой он обладал. Когда он шел по улице, бессовестные уличные мальчишки оборачивались и кричали ему вслед: «О, ну и рожа!»