– Я не заблуждаюсь, сударь. Май, конечно, догадается, я понимаю это.

– Даже так?

– Сударь, я сказал себе: оказавшись на свободе, этот человек будет ею тяготиться. У него нет ни денег, ни ремесла… Что он станет делать? На что он будет жить? Ведь должен же он есть! Какое-то время он будет бороться, но в конце концов устанет страдать… Без крова, без куска хлеба, он вспомнит о том, что богат… Разве он не попытается установить контакт со своими родственниками, друзьями? Разумеется, попытается. Он сделает все возможное, чтобы ему пришли на помощь, даст знать о себе своим приятелям… И тут я его подстерегу. Пройдут месяцы, но он не заметит никакого наблюдения… Он предпримет решительную попытку. И тут я появлюсь с ордером на арест…

– А если он убежит, уедет за границу?

– Я последую за ним. Одна из моих тетушек оставила мне в деревне домик, который стоит двенадцать тысяч франков. Я продам его. Если понадобится, я истрачу все до последнего су, чтобы взять реванш. Этот человек провел меня как мальчишку, а я-то считал себя таким сильным… Но наступит и мой черед.

– А если он ускользнет от вас, скроется?

Лекок рассмеялся, как человек, абсолютно уверенный в себе.

– Пусть только попытается!.. – ответил он. – Я головой отвечаю за него.

К сожалению, энтузиазм Лекока еще сильнее охладил следователя.

– Право, господин полицейский, – сказал он, – ваша идея хороша. Только, видите ли, правосудие не вмешивается в подобные интриги. Все, что я могу обещать вам, так это свое молчаливое согласие. Отправляйтесь в префектуру, поговорите со своим начальством…

Отчаянно взмахнув рукой, молодой полицейский прервал господина Семюлле.

– Предложить мне такое! – воскликнул он. – Мне!.. Да они не только откажут мне, но еще и уволят… Если только уже не вычеркнули из списков агентов Сыскной полиции…

– Вас!.. Когда вы так хорошо проявили себя в этом деле!..

– Увы, сударь! Ваше мнение разделяют далеко не все. За ту неделю, как вы болеете, языки развязались. Мои враги сумели извлечь выгоду из последней комедии, разыгранной Маем!.. Ах!.. Да, этот человек очень ловкий. Сейчас говорят, что именно я, мечтая о продвижении по службе, придумал все романтические детали этого дела. Уверяют, что я один поднял вопрос об установлении личности. По словам служащих тюрьмы предварительного заключения, я придумал сцену, которая вовсе не разыгрывалась в кабаре вдовы Шюпен, выдумал сообщников, подкупил свидетелей, сфабриковал мнимые улики и даже написал не только вторую, но и первую записку, одурачив папашу Абсента и введя в заблуждение директора тюрьмы.

– Черт возьми!.. – воскликнул господин Семюлле. – Что же в таком случае говорят обо мне?

Лукавый полицейский сделал вид, будто оказался в затруднительном положении.

– Да уж… Сударь, – ответил он, – говорят, что вы позволили мне вертеть собой, что не контролировали моих действий…

На лбу господина Семюлле выступили красные пятна.

– Словом, – сказал он, – они считают, что я оказался в дураках… что я глупец…

Воспоминания об улыбках, адресованных следователю, о различных намеках, запавших ему в сердце, сделали свое дело.