— Умная девочка, — замечает Джойс.

— А через две недели я снова к ней пришла. Она закатала рукав и заявила: «Поппи, познакомься с тезкой». А у нее на все предплечье — огромная татуировка, цветок мака. Сказала, мол, если я строю из себя идиотку, так чем она хуже.

Элизабет смеется, Джойс хлопает в ладоши.

— Похоже, она наш человек, — отмечает Элизабет. — Поппи, если это ваше последнее задание в Службе, так тому и быть, но даю слово: мы постараемся, чтобы вы получили от него удовольствие.

— Непременно, — говорит Джойс. — Еще макарун, Поппи? Вам ведь понравилось.

Поппи выставляет ладошку, отказываясь.

— Мы сюда не впустим никого, кому здесь быть не положено. Дуглас будет в полной безопасности, а значит, и вы тоже, — обещает Элизабет.

— Если только они не подоспеют этим вечером, пока мы доедаем макаруны, — уточняет Поппи.

— И, пока нам здесь все равно нечем заняться, наверняка мы разгадаем, что Дуглас сделал с алмазами.

— Ну вы же знаете, он отрицает, что взял их. К тому же это не наше дело, — возражает Поппи. — Наше дело — защищать Дугласа.

— Поппи, я совершено не против, вы можете быть восторженной, противоречивой, даже с претензией на тонкий художественный вкус, но вот занудства я категорически не потерплю, потому что вижу: по натуре вы не зануда. Договорились?

— Не занудствовать?

— Я не слишком многого требую?

— Вы и правда обе считаете, что мне надо писать стихи?

— О да, — говорит Джойс. — Какое это стихотворение мне так нравится?

Поппи с Элизабет переглядываются. Ответа они не знают.

Глядя на Элизабет, Поппи задает вопрос:

— А могу я, рискуя показаться занудной, все-таки спросить?

— Смотря о чем, — разрешает Элизабет.

— Как вы попали в Службу? Вы об этом мечтали? Только, пожалуйста, без заученных патриотических текстов. Я не туристка.

Элизабет кивает.

— У меня был профессор — я в Эдинбурге изучала французский и итальянский… В общем, у его друга имелись друзья, которые всюду присматривали подходящих людей. Он подкинул мне эту мысль, но тогда мне казалось, что это не мое, однако он подкидывал ее снова и снова.

— И почему же вы в конце концов согласились?

— Ну, ему отчаянно хотелось со мной переспать, тому профессору, — такие были времена. А я знала, что он хочет со мной переспать, и знала, что хочет отправить меня на собеседование в Службу. И, честно говоря, почувствовала, что на что-то одно надо согласиться — вы же знаете, как мужчины переносят отказ. Либо спать с ним, либо собеседование в Службе, вот я и выбрала меньшее из двух зол. А если попался Службе на крючок, они уже не отпустят, сами в этом убедитесь.

— Значит, вся ваша карьера построена на нежелании с кем-то спать? — спрашивает Поппи.

Элизабет кивает.

— А если бы не это, чем вы занимались бы?

— Я знаю, что вы не любите хранить секреты, Поппи, но с Райаном Бэйрдом вы нам очень помогли. Так что скажу вам то, чего никому еще не говорила. Ни родным, ни мужьям, ни даже Джойс. Я всегда мечтала заниматься морской биологией.

Поппи кивает.

— Морской биологией? — повторяет Джойс. — Это что, дельфинами и так далее?

Элизабет тоже кивает.