«– Чтобы добраться до просмотра этой записи, вам пришлось утаить от следствия важные улики, которые вы обнаружили при вскрытии. Смешно, не правда ли? Когда Свен попросил вас сделать то же самое, вы отклонили его просьбу».

С экрана камеры вновь послышался смех, но радости в нем не ощущалось.

«– Однако на этот раз речь идет о вашей собственной дочери. Своя рубашка ближе к телу, не так ли?»

– Кто ты? – прошептал Херцфельд.

Мужчина на записи, казалось, услышал его и представился:

«– Вы наверняка задаетесь вопросом, кто я. Отвечаю – меня зовут Филипп Швинтовский. Думаю, вам наверняка хочется узнать, какую роль я играю во всей этой истории, верно?»

Херцфельд неосознанно кивнул в знак согласия.

«– Это довольно легко объяснить, – заявил Швинтовский. – Я – отец той девушки, которую вы убили».

В этот момент Ингольф резко повернулся в сторону Херцфельда, но тот проигнорировал его вопросительный взгляд.

«– Вы видели фотографии в лодочном сарае?» – продолжал напирать Швинтовский.

«Снимки, сделанные Мартинеком во время слежки за Задлером?» – удивился про себя Херцфельд.

Внезапно он почувствовал себя так, как будто стоит на качающейся доске.

– Если бы Свен не пас этого ублюдка с момента его освобождения, я никогда бы не нашел Ребекку.

«Ребекку?» – мысленно переспросил Херцфельд.

Он смутно начал припоминать выкладку, которую сделала ему по телефону Яо относительно семьи Швинтовских: «Сибилла Швинтовская… Замужем за бизнесменом Филиппом Швинтовским, занимающимся перевозками. Общая дочь Ребекка семнадцати лет. Об отце и дочери нет никаких известий».

Между тем просмотр записи на видеокамере продолжался. «– Судья считала, что растлителя можно перевоспитать.

Вы тоже так полагаете, профессор? А теперь я скажу вам, что думаю о том, как следует обходиться с осужденными преступниками».

На мгновение на экране стала видна одна только огромная ладонь, а затем изображение и вовсе потемнело. Когда же Херцфельд смог снова что-то различать, кроме тени, то оказалось, что объектив камеры был переориентирован. Теперь на записи Швинтовский сидел на стуле, явно не предназначенном для его веса. Массивный торс Филиппа обтягивал мышиного цвета шерстяной свитер с V-образным вырезом.

«– Я считаю, что каждый преступник должен страдать так же долго, как и его жертва. Так же как и ее близкие родственники. В моем случае это означало бы, что Задлер обязан был терпеть самые страшные муки до самой своей смерти».

«Швинтовский. Лили. Ребекка. Задлер», – пронеслось в мозгу Херцфельда.

Теперь он начал понимать масштабы того ужаса, в котором оказался.

«– Такие люди, как Задлер, не поддаются лечению, – между тем продолжал говорить Швинтовский. – Как только у них появляется возможность, они начинают искать другую жертву. Не успел этот монстр оказаться на свободе, как он снова принялся за свое. И на этот раз он напал на мою Ребекку».

При этих словах слезы ручьем покатились по щекам Швинтовского.

«– Он затащил мою девочку в подвал заброшенного мясокомбината в районе шикарных высотных новостроек и там в течение нескольких дней насиловал ее».