Джон потряс головой. Нет, это слишком тяжело – думать… о волке, о старике, об Игритт, обо всем…

Он кое-как слез с кобылы. Раненая нога подогнулась, и он с трудом сдержал крик. «Ох и намучаюсь же я». Но стрелу надо вытащить, и медлить с этим нет смысла. Джон зажал оперение в кулаке, набрал воздуху и протолкнул стрелу вперед. Боль была такая, что он тут же остановился, кряхтя и ругаясь. «Крови как из резаной свиньи», – подумал он, но с этим пока ничего нельзя было поделать. Джон попробовал еще раз… и снова остановился, весь дрожа. «Еще…» На этот раз он заорал, но наконечник вышел с той стороны бедра. Джон прижал к телу окровавленные штаны, сморщился и медленно вытянул стрелу из ноги. Он так и не понял, как ему удалось сделать это, не потеряв сознания.

Он долго лежал на земле, сжимая в руке свой трофей и истекая кровью, слишком слабый, чтобы шевелиться. Потом до него дошло, что он умрет, если чего-нибудь не предпримет. Джон подполз к мелкому ручью, из которого пила его лошадь, промыл ногу холодной водой и завязал полоской, оторванной от подкладки плаща. Стрелу он тоже вымыл. Какое на ней оперение – серое или белое? Игритт оперяла свои стрелы бледно-серыми гусиными перьями. «Не она ли выстрелила в меня, когда я умчался прочь?» Джон не винил ее. Он хотел бы только знать, в него она целила или в лошадь. Если бы подбили кобылу, ему пришел бы конец.

– К счастью, стрела попала в меня, – пробормотал он.

Он отдохнул немного, дав лошади попастись. Далеко она не отходила, и это был добрый знак. С больной ногой он бы ее нипочем не поймал. Все, на что его хватило, – это встать и взобраться на нее. «Как я мог скакать на ней раньше, без седла и стремян, с мечом в одной руке?» Это осталось для него загадкой.

Вдалеке прокатился гром, но тучи над головой понемногу рассеивались. Джон отыскал на небе Ледяного Дракона и повернул лошадь на север, к Стене и Черному Замку. Морщась от боли в бедре, он подгонял кобылу пятками. «Я еду домой», – говорил он себе. Но если это правда, почему у него на душе так пусто?

Он ехал до рассвета, и звезды смотрели на него, как глаза.