На плацу выстроилось не меньше двух сотен казаков. Как» и атаман, они оделись в парадную форму. Музыканты стояли поодаль. Завидев летящую от дома атамана тройку, ударили в бубны и барабаны, зазвенели литаврами.
Не слишком часты праздники у казаков. Служба такая, что отдых редко выпадает. Поэтому желание Шаныпина показать гостям все, на что способны станичники, было воспринято с радостью. Плох тот казак, кто не готов похвастаться своей удалью, не сумеет защитить честь казачью.
Вблизи музыкантов собралась приличная толпа женщинказачек в ярких шелковых и атласных кубельках[24], из-под которых выглядывали длинные юбки, широкие, в несколько оборок. На шеях звенели монисты и ожерелья. Женщины держались степенно и едва слышно переговаривались. Девки же, одетые еще ярче, чем их матери и старшие сестры, с разноцветными лентами в косах, табунились чуть в стороне, весело гомонили, поднимались на цыпочки, выискивая зазноб в казачьей шеренге, и ревниво оглядывали друг друга. Боялись, не перещеголяет ли кто нарядами… Малолетки шныряли между взрослыми, задирали девок, получая от них тычки и затрещины.
Не служилые еще парни тоже терлись возле местных красавиц, примечали себе невест. И все без исключения щелкали семечки.
Еще дальше, в специально вырытых в земле неглубоких ямах полыхали костры. На них в огромных котлах кипело, шипело, исходило вкуснейшими запахами и брызгало жиром мясо. Всем этим заправляли три седых казака, судя по движениям, то ли слишком усталые, то ли изрядно захмелевшие.
Шаньшин обвел майдан довольным взглядом.
— Конечно, особым военным хитростям мы не обучены, — разгладив ладонью усы, он с еще более гордым видом оглядел свое воинство, — служим только по дедовской науке, а воевать придется, так и повоюем. Мои казачки — что пикой, что саблей! Только крикни: «Гони! Коли! Руби!» Ни одна вражина не спасется от лавы казачьей. Как не убегай от конного, все равно настигнет. Мой дед у Платова (казачьи полки атамана Войска Донского генерала Матвея Платова участвовали в Отечественной войне 1812 года, брали Берлин, дошли до Парижа) служил, Кутузова, как тебя, Иван Лександрыч, видел. Так он меня учил: бей врага нещадно, изнуряй и тревожь беспощадно, и днем и ночью, утром и вечером, с тылу и с головы, слева и справа. Лупи его в хвост и гриву, а себя оберегай! Но допрежь по сакме[25] все про него выведай, а после уж шашки наголо и — вперед! И тут все дело в быстроте и натиске! Особливо если враг в смятении, не давай ему опомниться ни в коем разе.
Иван засмеялся:
— Ты, Никита Матвеевич, точно как наш Тартищев рассуждаешь. Следы, быстрота, натиск, смятение… Не давай опомниться… А твой дед, случаем, в полиции не служил?
— А это завсегда так, коли дело важно ведешь, в полиции или в дозоре, — ответил степенно атаман и, кашлянув, многозначительно посмотрел на есаула, гарцевавшего рядом на вороном жеребце.
Тот пришпорил коня и помчался к выстроившимся в шеренгу казакам. Озабоченно оглядел строй. Он знал, что атаман не выносит беспорядка, особенно при построении. Увидев, что казаки стоят образцово, развернул лошадь навстречу Шаньшину.