— Да и то дело, — не сдавался Иван. — А вдруг они разговор какой заведут, если раненый в сознании?

— И как ты думаешь уйти из-под наблюдения? — скептически произнес Алексей. — Никита и Гаврюха так ведь и секут глазами за нами.

— Скажусь усталым и отправлюсь раньше спать. А твое уже дело, как отвлечешь их от сеновала, чтоб не полезли проверять. Собака будет в это время закрыта, поэтому я проберусь в огород незаметно…

— Дядька Иван! Дядька Лексей! — замахали призывно от костра близнецы. — Идите скорее! Хариус поспел.

Рыба и впрямь уже зарумянилась, дразня аппетитным запахом.

Устроившись возле костра, они принялись за лакомство, присаливая его и жмурясь от удовольствия. Нежная мякоть без костей буквально таяла во рту.

— Ну как рыбалка? — Сашка потянулся, словно сытый кот на печной лежанке.

— Как в лавку сходили, — рассмеялся Иван.

— В лавке рыба не та, — пояснил Шурка, вгрызаясь в сочную спинку. — И там деньгу платить треба. А здесь, — кивнул он на реку, — все бесплатно!

— Бесплатно-то бесплатно, но рыбка тоже недешево достается, — вздохнул Иван и посмотрел на свои руки. — Сегодня, ребята, придется ночную рыбалку отложить. Пусть руки подживут.

— Ну, смотрите, — неожиданно легко согласились близнецы. — Вечером после джигитовки батя наверняка баню устроит. Да и после пожара они, точно черти, грязные завалятся.

Алексей и Иван быстро переглянулись. И Вавилов, как ни в чем не бывало, произнес:

— Баня и нам в самый раз сгодится — городские кости распарить, чтоб легче по вашим горам бегалось.

Под веселую беседу дружно уговорили еще не меньше двух десятков рыбин. Сашка хвастался, что уже к вечеру угостит всех малосолом. Под шумок он, оказывается, успел часть хариусов присолить и уложить в ведро, обернув каждого листьями того же дудника.

— Ведро можно зараз вдвоем слупить, — хвастался он, приканчивая материнские пироги. Затем установил пустую бутылку из-под молока на плоский камень и с веселым вызовом оглядел гостей. — Хотите горлышко нагайкой отхвачу?

— Сашка, — подал голос брат, — мамка за бутылку заругается, а батя, если узнает, еще и батогов даст.

— Не узнает, — лихо ответил казачок и, отступив на несколько шагов, размахнулся нагайкой. Горлышко он снес чисто» точно бритвой прошелся, но и в руках у него осталось лишь кнутовище с обрезком плети.

Сашка покраснел, а Шурка со злорадством произнес:

— Что я говорил, опять нагайку извел? Батя всяко теперь уши оборвет!

Сашка свистнул и забросил кнутовище в кусты, потом окинул брата презрительным взглядом:

— Че пялишься? Скажу — потерял, батя за то только подзатыльник отвесит, а Степана попрошу, он мне новую сплетет!

Алексей подошел к бутылке, осмотрел горлышко, потом повернулся к Сашке.

— Ловко управился! Долго учился?

— Он столько посуды всякой перебил, — мстительно сообщил Шурка и, отскочив в сторону подальше от кулаков брата, закончил:

— А батя ему сколько батогов отвесил по…

Далекий грохот грома слился с последними словами парнишки. Они подняли головы вверх. Над горами заходила огромная туча. По кронам деревьев пронесся верховой ветер, заламывая ветки кедров и мохнатые лапы пихт.