- Не обломится же тебе все! - пробубнил он, выходя из гостиной. - Ты опять какая-то тормознутая стала.

* * *

- Славик, ты меня истязаешь! Я сейчас выпаду в осадок! Я... Я... Ты собираешься меня слушать? Не станем же мы сейчас выяснять эти фишки. Я не могу-у долго болтать, Сла-авик! В любой момент может войти мой шеф. Я тебе тысячу раз объясняла: мой шеф - женщина. Я не лесбиянка. И она не лесбиянка. Ты меня сейчас уморишь! Что узнаешь? Когда ты успел стать таким ревнивый? Повторяю: моя женщина-шеф терпеть не может, если личные проблемы решают по рабочему телефону. Да, та, которая не лесбиянка. Что ты волнуешься, у нас на работе и мужиков-то нормальных нет. Я тебе тысячу раз говорила... Славик, успокойся! Hу, какого рожна ты подгребешь? Зачем?! При чем тут мой шеф? Тебе сказали, что я сплю с мужем шефа? Кто тебе такое сказал?! А ты и уши развесил! Ха-ха-ха-ха! Ты бы видел мужа шефа - натуральный гомик. Ой, я уже в осадке, ты меня доконал! О чем ты с ней поговоришь? Повторяю: ее нет, она в Москоу. С тобой вообще бесполезно, я вешаю трубку. Славик, делай, что хочешь!

Такими словами секретарь «Атланта» Марина Афиногенова «лечила» ревнивого мужа в десятом часу вечера. Она думала, что находится в офисе одна, поэтому выбирать выражения ей даже в голову не пришло. Волей судьбы сюда же зашел муж директора Александр Николаевич. Жена велела ему забрать кое-какие бумаги, «натуральный гомик» все слышал, так что Марине пришлось писать заявление по собственному желанию на скорую руку.

Свободный вечер, без жены и любовницы, папа скоротал с друзьями в уютном ресторане на Садовой и, признаться, остался очень доволен последними событиями, так как они снимали с него обязанность постоянно врать и придумывать «истории».

К двум часам ночи, насвистывая арию герцога из "Риголетто": "Сердце красавицы склонно к изменам", - отец семейства вернулся домой на Гагаринскую. Бесшумно открывая двери, он вооружился на кухне банкой пива и по очереди заглянул к детям. Сын мирно спал в кровати, здесь все было нормально.

Кристина заснула в кресле под горевшим светильником. Ее надо было перенести в постель.

Босые ноги дочурки неуклюже вытянулись на полу, рот был полуоткрыт, волосы растрепаны, на коленях лежала книга... На папу вдруг повеяло, ароматом девства, моря и... не раскрывшегося бутона.

«Елы-палы! Как от тебя бьет, сокровище мое! - Отец глотнул пивка. - Ведь, сексуальная девка, и так обломаться... бедная ты, моя, бедная. Эти чудовища... - Его взгляд упал на американские костыли, которые сам же купил за семьдесят баксов: - Ни в какие ворота». - И решил, что будет лучше, если у Кристины появится коляска. По крайней мере, эстетично.

- А что мы читаем? - Он поднял с колена дочери книгу и сходу проглотил целую страницу, пока она не застряла у него поперек горла:

Авеля дети, дремлите, питайтесь,

Бог на вас смотрит с улыбкой во взоре.

Каина дети, в грязи пресмыкайтесь

И умирайте в несчастье, в позоре!

Авеля дети, от вас всесожженья

К небу возносятся прямо и смело.

Каина дети, а ваши мученья

Будут ли длиться всегда без предела?