С приездом Дмитрия Квасова в селе Слюдянка вроде бы поутихло.

— Ты, товарищ, как будто талисман какой-то имеешь, — ласково глядел на него председатель сельсовета, — уже три месяца живешь, а мы в селе еще ни одного беляка не видели. Часом, не ворожишь?

— Жена моя ворожит, — отвечал Квасов, — она со мной столько горя нахлебалась, что иначе и быть не может.

Однако и заклинания жены не помогли. Бандиты, половина из которых были выходцами из местных кулацких семейств, ночью легко и без выстрела обезоружили всю партячейку — человек десять. Добрались и до избы Квасова. Квартирант спокойно спал, когда в дверь тихонько постучали.

— Кого на ночь глядя черт принес? — недовольно спросила хозяйка.

— Ой, тетка Глаша, ты уж не гневись. Выручи по-соседски, в доме ни спички, а трут с кресалом мальчишки куда-то забросили, не время искать.

Хозяйка, ворча, открыла дверь, но вместо соседки и избу ворвалось несколько бандитов.

— Да ты что ж это, Гриппа, обманываешь, — завелась было старуха.

— Цыц, старая, а то худо будет! — пригрозили налетчики. — Показывай, где твой милиционер таится.

Испуганная женщина молча показала на дверь во вторую комнату.

Дмитрий Квасов спал крепко, как это бывало у него после особенно утомительных дней. Бандиты потихонечку вошли в комнату и в ожидании потехи уже едва сдерживали смех. Один из них прихватил винтовку, стоящую возле изголовья, другой с интересом разглядывал длинную саблю, оценивая трофей. Третий, осторожно просунув руку под подушку, пошарил там.

— Встать! Руки вверх! — громко скомандовал предводитель спящему.

Дмитрий Квасов испуганно дернулся, а бандиты, уже не сдерживая восторга, содрогались от хохота. Но рука милиционера метнулась под матрац и, выхватив оттуда кольт, на лету взвела курок.

В то время как часть бандитов не могла еще справиться с истерическим смехом, другая уже вылетала из комнаты с криками боли и страха. Ситуация действительно была необычной: с одной стороны, расслабившиеся, никак не ожидавшие сопротивления враги, а потому поторопившиеся отступить, а с другой — не сразу пришедший в себя после сна Квасов, благодаря чему налетчики отделались в тот момент только двумя ранеными.

До рассвета бандиты обстреливали дом, не давая Квасову возможности уйти ни через дверь, ни через окно. Они, пожалуй, спалили бы его, но против поджога выступила та самая соседка, которая помогла им проникнуть в дом.

— Да ты что, — ругала она своего мужа, примкнувшего к ватаге. — Сегодня вы его дом сожжете, а завтра нам красного петуха пустят. И не думай, гад такой. Хватит того, что ты меня втянул в свои делишки. Соседка теперь мне век не простит.

Когда патроны у Квасова кончились, он прекратил отстреливаться. Били сначала в его же собственной комнате, потом повели в здание сельсовета, где обосновался их штаб. Никаких сведений от него им не требовалось, и ничего они от Квасова не хотели. Изуверствовали, хвалясь друг перед другом тем, кто сумеет сшибить его с ног одним ударом или выбить зуб, не поранив руки. И конца-края этой муке Квасов не видел, проклиная тот день, когда мать родила его на белый свет. Страшно было и то, что даже особой ненависти к нему никто из палачей не испытывал. К вечеру эта забава им надоела.