— Вставай, рабочая милиция! — велел предводитель. — Хватит выбитыми зубами плеваться. Покоптил белый свет, хорошего помаленьку, сейчас будем тебя убивать.

Дмитрию хотелось крикнуть им, что нельзя его убивать, что он еще не прожил своего и как же на земле будет без него, без Дмитрия Квасова? Но это говорили в нем чувства, извечная человеческая боязнь смерти. Умом он понимал, что никакие слова до них не дойдут, что ощущение власти ослепило их, наполнило сердца пьянящим всесилием. На улице, увидев, что расстреливать его ведут только двое пьяных бандитов, рванулся в сторону и побежал от них, петляя. Сзади забухали винтовочные выстрелы, раздались крики. Дмитрий Квасов залетел за угол ближайшей юрты, чуть было не упал, запнувшись за стоявшие нарты, и помчался дальше, уже веря, веря, что уйдет от них и будет жить вечно! Задыхаясь, он мчался между юртами, прятался за поленницами дров, отбиваясь от собак, увязавшихся за ним. Пришел в себя только километрах в трех от села, на крутом лесистом островке реки Яны, укутанном глубокими сугробами. Но тут он почувствовал, что до спасения еще очень далеко, так как мороз был никак не меньше тридцати градусов. Дмитрий Квасов попытался согреться, забившись в глубокий сугроб. Мороз ощущался меньше, но Дмитрия потянуло в сон, а он уже знал цену такому сну после побега от Дигаева, за глубоким покойным сном его караулила смерть. Тогда Квасов вылез из своей берлоги и стал замысловатыми узорами утаптывать тропинки, коридорчики и целые улицы на островке между озябшими кустарниками и равнодушными деревьями. Он бегал по ним марафонские дистанции, гонял елочные шишки, забивая их в ворота из воткнутых в снег веток. Совсем изнемогая, он присаживался на пенек, а отдышавшись, придя в себя, тотчас чувствовал, как мороз шарит по всему телу, не оставляя живого теплого места. Только потом, несколько лет спустя, почувствовав первые признаки надвигающейся старости и болезней, он понял, каким богатырским здоровьем обладал в те годы. Здоровьем, которое выдерживало непомерные нервные напряжения, дикие побои и физическое изнурение. В село он вернулся только утром следующего дня, когда, к его счастью, бандитов уже вышиб отряд красноармейцев. На колченогих от мороза ногах дошел до сельсовета, а вот чтобы подняться на крыльцо, у него уже не было сил.

Месяца два Квасов лежал в больнице. Отмороженные участки тела зажили, обошлось без ампутации конечностей, которой боялся врач. Но вот с зубами ему тогда ничем помочь не смогли, специалистов по протезам не было, да и если бы они нашлись, то где было взять материалы для их изготовления. Пришлось Дмитрию Квасову осваивать немудреную и невеселую науку стариков, потерявших зубы. Он сосал хлеб, размачивая слюной и перетирая деснами, глотал жидкую кашу или мелко нарубленные кусочки мяса. Через три года за самоотверженную работу в органах милиции, за успехи в борьбе с контрреволюцией и уголовным элементом, за проявленную при исключительно трудных местных условиях храбрость он был награжден поездкой в Москву для изготовления зубных протезов. Постановление об этом зачитали в дни празднования юбилея милиции в зале облотдела. Ему шумно и долго аплодировали, так же, как и тем, кому в тот день вручили именное оружие, ткань для обмундирования или часы-«кукушку», как, к примеру, Виктору Богачуку, или символичный портфель, как нынешнему заместителю наркома Василию Скирдину.