Напряжение тут же отступило и стало немного легче.

Сегодняшнее распределение настолько вывело меня из привычного ритма, что только дома я обнаружила так и не снятую с университета защиту. Каким-то образом я протаскала ее на себе больше часа. Теперь приходилось разминать ментальные мускулы, чтобы снять напряжение.

— Бабуль, вряд ли новичка допустят к чему-то серьезному. Посижу два месяца в комнате для допросов, послушаю эмоции задержанных — и все. Вернусь домой с чистой совестью.

— Не поняла, в каком смысле — «вернусь»?

— А я что, не сказала? Э-э. Ты только не расстраивайся, мне памятку вручили для оформления, ничего сложного, все документы миссис Краудер им уже передала. Из необычного там только один пункт, я даже не поняла его сразу. В общем, — кровать внезапно стала неудобной, в боку зачесалось. — У них казарменное положение. Завтра мне с вещами предстоит отпра…

Что-то упало с грохотом. Заползти что ли под кровать… Бабушка была иногда не сдержанна в эмоциях.

Следующий день. Утро

Этой ночью снова не удалось выспаться. Ба, обычно мгновенно уплывающая в сон и ни на что не реагирующая, вдруг обрела второе дыхание и развела бурную деятельность. Точнее сборы.

На два будущих месяца меня паковали словно на пять лет без права переписки.

Сначала я активно участвовала в процессе, собирала в сумку «нужное» и отпихивала «лишнее». Но в конце концов вырубилась от усталости и только сквозь сон продолжала слышать увлеченное бормотание бабушки:

— В этом она будет ходить на завтрак. Все закрыто, но намёк! Какой намёк!

Или

— Пирожков придется еще партию испечь. Евочка слабенькая, нежная, у нее каждый может вкусное отобрать…

И мне снилось как в какой-то темной комнате, уставленной рядами железных коек, я дерусь за горбушку хлеба с десятком очень голодных незнакомцев. Как это ни удивительно, но в итоге побеждаю и с торжествующем воплем сжираю хлеб, попирая ногами побежденных. В общем, кошмар.

Утро пришло тяжелое, даже солнце смотрело сверху вниз как-то неприязненно. И чай был не такой вкусный как обычно. И соседи на улице перекликались слишком громко.

Кривая и косая от раннего подъема, я категорически отказалась брать две из четырех сумок, к этому времени собранных «несчастной, бросаемой на милость судьбы старушкой». Упомянутая пожилая родственница, двигающаяся, кстати, намного бодрее меня, очень спешила на работу, только поэтому мне удалось уехать из дома без грандиозного скандала с впихиванием «еще одной полезной» вещи.

Зато на проходную отдела по кадрам городской полиции я прибыла минута в минуту, пусть и запыхавшаяся, раскрасневшаяся, в каждой руке по сумке.

— Евангелина Нитарока прибыла по распределению в Ночной Отряд. Вот направление.

— Ночной Отряд?

На лице дежурного сотрудника, молодого человека в темно-синей стандартной форме, было написано легкое недоумение. Он внимательно изучил мои пожитки, пробежался взглядом по летнему светлому платью, румяным щекам.

И, качая головой, отбарабанил сообщение по полицейскому коммуникатору, отослав куда-то информацию о моем появлении. Через пару минут ожидания на проходную вышел знакомый рыжий оборотень из Комиссии по распределению. Ой. Я так и не узнала, как его зовут.