– Так что же стало главной причиной поражения?

Кенжанбай нерешительно посмотрел на Тохтамыша, словно раздумывая, стоит ли открываться перед ним до конца. Потом медленно сказал:

– Мне кажется, что с русскими княжествами не стоило начинать войну.

Хан нахмурился. Ему явно не понравился ответ:

– Почему?

Батыр замолчал, словно собираясь с мыслями. Тохтамыш не выдержал первым:

– Не хочешь ли ты сказать, что русские княжества сделались настолько сильными, что Золотая Орда уже не страшна им?

– Даже сильный человек может стать на какое-то время слабым, если его одолел недуг… – уклончиво ответил Кенжанбай.

Тохтамыш понял, что имел в виду батыр, говоря эти слова. Золотую Орду раздирали междоусобицы.

– У Мамая было войско, численностью превосходящее русское. И, кроме того, конница, не знающая себе равных. В умелых руках она способна сокрушить на своем пути все… – нетерпеливо сказал хан.

– Все это так, но князь Дмитрий имел засадный полк, о котором ничего не знал Мамай…

Едиге покачал головой:

– Мне кажется, это была его главная ошибка. Воин, когда у него меньше сил, чем у врага, придумывает хитрость. Зная, что у русских воинов не столько, сколько у него, Мамай должен был подумать об этой истине и побеспокоиться, чтобы князь Дмитрий не постарался именно хитростью уравняться в силах. Врага всегда надо считать сильнее себя и никогда не верить глазам. И воинам нельзя говорить, что враг слаб, потому что это делает их беспечными, отнимает мужество. Времена меняются. Сейчас нельзя бросать в битву сразу все войско. Предводитель должен думать о неожиданностях и превратностях судьбы. Если бы так поступил Мамай и оставил в запасе достаточное количество воинов, десятитысячный русский полк не смог бы повлиять на исход битвы.

Тохтамыш задумчиво посмотрел на Едиге. Все очень правильно говорил батыр… Воины не напрасно уважают его и всегда охотно выполняют его приказы… Захочет ли такой человек долго ходить в эмирах, которому подчиняется только левое крыло золотоордынского войска? Не замахнется ли он однажды на все? По уму он достоин стать лашкаркаши – командующим всем подчиненным Тохтамышу войском. Но такой человек опасен. В нем надо быть уверенным, как в себе самом, а потому Едиге следует испытать.

– Мамай поступил иначе, – сказал Кенжанбай. – Он сделал так, как привык делать, – бросил в битву все силы, какие у него были, желая сразу же смять и уничтожить русских…

– Если бы они все были перед ним, быть может, так бы и следовало поступить… – возразил хан.

Никто не стал оспаривать сказанное Тохтамышем.

– И еще была одна ошибка, которая стоила Мамаю победы, – сказал Кенжанбай. – Заключив союз с литовским князем Ягайло и рязанским Олегом, он не проявил должной твердости, и они, почувствовав это, не пришли в назначенный час на поле битвы. А ведь войско каждого из них – это сильное войско.

– Гяуры! – проворчал Едиге. – Чего другого можно было от них ожидать…

– Меня интересует другое… Разве не знал Мамай, что невозможно опрокинуть вражеский строй конницей, если воины стоят плечом к плечу, ощетинившись копьями?