Когда я вчера вернулся домой, мои руки, одежда, лицо были покрыты засохшей кровью. Опять пришлось резать людей. На этот раз военных — гвардию, которая по несчастливому стечению обстоятельств напала на меня на базе. Не скажу, что испытывал с этим трудности. Я давно сломался — ещё на войне. Я мог спокойно делать то, от чего других вывернуло бы на изнанку. И всё же было неприятно. Иногда накатывало отвращение: к самому себе, к людям, к миру, который вынуждал снова и снова пачкать руки в крови, а взамен лишь плевал в душу или пытался раздавить, словно кухонного таракана.

Иногда мне казалось, что я — психопат. Но психопаты не испытывают жалости, а я испытывал. Даже тех ребят, которых вчера пришлось порезать, было немного жаль. Самую малость. И всё же я не помещался в те рамки нормальности, которые предъявляло общество. Именно благодаря этому Денис и решил, что я больше всего подхожу на роль мстителя, а я получил шанс начать жизнь заново. Но какую жизнь? Полную страхов и невзгод? «Нет, — думаю, — я выберусь из этой задницы. Во что бы то ни стало, выберусь. Если опустить руки, мир тебя сожрёт. А я же не хочу этого, да?»

Снова сел за уроки, постарался выкинуть из головы лишние мысли. Ещё часа два — и надо ехать за братом, а потом — к Степану. Я вскипятил воду в чайнике и, устроившись за книгами с кружкой горячего чая, постарался успокоиться и сосредоточиться на важном деле.

Всю дорогу, пока мы с Лёшей шли от квартиры Малика до метро, а потом ехали до «Технического училища», брат расспрашивал меня о первой моей встрече со Степаном. Я коротко рассказал, что он за человек и чем занимается.

— Он хочет взять нас под опеку? — догадался Лёха, после того, как я закончил. Мы ехали в метро, грохот вагонов заглушал речь, но брата это не останавливало.

— Пока не знаю, — крикнул я сквозь шум, — думаю, да. Но вначале он хочет к нам присмотреться. Так что веди себя хорошо, будь вежлив. Не ругайся и вообще поменьше говори. Говорить буду я. Понял? Облажаться мы не должны. Это наш шанс не попасть в приют. Возможно, единственный.

— Я постараюсь, — заверил брат.

Степан встретил нас на своей машине возле метро. Как и в день нашего знакомства, он был вежлив, спокоен и настроен дружелюбно. Расспросил, как жизнь и учёба. Я сказал, что Лёша болел и почти всю неделю сидел дома, а у меня, как всегда, всё хорошо.

Когда мы оказались в квартире, в нос ударил запах выпечки и жареной говядины. Галина, жена Степана вышла навстречу. Она была моложе своего мужа, но годы брали своё: Галина выглядела одутловатой, а на лицо уже легли морщины. Взор её мне показался надменным, но женщина встретила нас с улыбкой и изобразила радушие, которое, судя по всему, изображать ей было не в первой.

Квартира оказалась большой и просторной. Три комнаты: одна — кабинет, другая — гостиная, третья — спальня. Убранство жилища для меня выглядел довольно архаичным. Мебель — как будто годов из восьмидесятых, но тут подобный стиль считался последним веянием моды. В гостиной стоял большой телевизор с пультом управления, буфет был забит хрусталём, а шкаф — книгами. После тех мест, где мне приходилось жить прежде, квартира эта казалась царскими апартаментами.