Так что сожалеть о содеянном нельзя. Во-первых, время не повернуть вспять, во-вторых, все сделано правильно.

Вот только возникал резонный вопрос — что мне-то делать? Нет, понятно, что идти по следам маров к пещере. Если мои товарищи успеют, займут оборону, вполне возможно, что мой удар в спину противника окажется решающим.

Но я не о том. Сейчас я ломал голову над вопросом, что делать с бывшим рабом и трофейным бубалом? Идти вместе с ними к пещере? С одной стороны, логично — если сможем отбиться от маров, то загрузим двух бубалов грузом и притащим в мой свежеприобретенный форт. Или еще лучше — разделимся. К примеру, Литвин и Шендр потянут золотишко с камешками к форту, а я с Кийко отнесу шкуры в город. Надо ведь шкуры отдавать Гринбергу…

К слову, о последнем, если я не ошибаюсь, то шкур может хватить впритык. Мы уже слишком потратились, начали продавать запасы, отложенные на «черный день». Впрочем, почему то, что с нами приключилось, не назвать тем самым «черным днем»? Так что все нормально.

И вообще, сижу тут, рассуждаю, думаю, а для начала стоило бы вообще узнать, что в сумках, навешенных на бубала.

И я принялся изучать их содержимое. И содержимое это меня несказанно обрадовало. Пара десятков волчьих шкур, полдюжины ОСЗ и даже пара «Щелчков». Эти находки тут же навели меня на мысль, что пока мары рыскали по «Туманке» в поисках нас, они либо промышляли охотой на волков, либо им попались под руку несколько колонистов. В пользу последней теории говорило найденное оружие. Вот что-что, а ОСЗ или «Щелчок» марам явно ни к чему — те их коллеги, которых мы уже встречали, были вооружены на порядок лучше, чем любой колонист нашей волны.

Короче говоря, первоначальный план идти к пещере с бубалом был мной отклонен. Я решил вернуться к форту, оставить там груз и животного, а к пещере пойти налегке, в компании Мундалабая, который наотрез отказался уходить.

Приняв окончательное решение, мы двинулись в путь. Когда стало совсем скучно, я решил поговорить со своим спутником.

— Эй, а как тебя зовут-то…ну…покороче?

— Мундалабай, — ответил Мундалабай.

— Ну, может, как-то проще. Вот мое полное имя Михаил. Но все называют меня Мик.

— Почему?

— Так быстрее, так удобнее.

— Твоя должен гордиться именем, — возразил Мундалабай, — чем длиннее имя, тем лучше. Длинное имя говорить про тебя.

— Это как у тебя? Что оно означает, напомни. Одиннадцатый ребенок, рожденный без отца и…

— Мои родители не хотеть я рождаться, — ответил Мундалабай, — они иметь десять детей. Больше — много, кормить сложно.

— Завели бы одного, и горя бы не знали, — пожал я плечами, — или вообще бы не заводили.

— Нельзя не заводить. Нет детей — ты плохой мужчина. Мужчина должен делать детей. Много. Женщина не иметь детей — не мать. Один ребенок — плохо. Слабая женщина.

— Во, как у вас все сложно! — хмыкнул я.

— Да. Мой отец сильный. Мой отец иметь двадцать детей.

— Ты ведь говорил, что ты одиннадцатый, и родители тебя уже не хотели.

— Мать не хотеть. Отец тогда жить другой семья. Отец иметь три жены.

— Ни хрена себе…

— Сильный мужчина — много детей, много жен.