– Она кинула меня дважды. И Вартала тоже. Они меня предали не один раз.
Он смотрел на нее, сам испуганный своим признанием.
Она успокаивающе зачастила:
– Не бойся ничего. Мне ты можешь все сказать. Сегодня, как я тебе говорила, мне пора. На той неделе ты мне расскажешь.
– Если ты…
– Я приду, Сэм. Я тебя не оставлю. Положись на меня. Я приду. Как настоящая мать. До субботы.
Он так и остался сидеть с открытым ртом.
Элиза вышла из тюрьмы, отряхнула жакет, юбку и уселась на террасе первого попавшегося кафе.
Солнце слепило ее.
Разумеется, никакие встречи ее не ждали. Она только не хотела, чтобы Сэм разговорился случайно; надо было, чтобы он ощутил потребность поговорить с ней. Долгой недели хватит, чтобы разжечь это желание.
Что до нее… Если она знала, чего ждала от него, то по-прежнему понятия не имела, на что же надеялась для себя. Однако все в ней трепетало, развязка была близка, она это чувствовала, уже скоро. Она выяснит наконец, почему навещает этого извращенца уже несколько лет, почему подвергает себя такому испытанию – смотреть на него, говорить с ним, слушать…
В этот вечер разразилась гроза.
Ливень, гром, молнии – все выражало буйство стихии. Капли стучали по земле с частотой пуль из автомата; отвратительная сырость, точно газ, просачивалась сквозь стены и окна.
Чтобы защититься от шума, Элиза его добавила: она включила телевизор, который смотрела так редко, и в унисон грому зазвучали выстрелы и сирены американского детективного сериала.
Среди этого апокалипсиса она вдруг различила шорох. Встревоженная, опасаясь вторжения какого-нибудь бродяги, она вскоре разглядела за стеклом кота – мокрый, жалкий, он умолял впустить его. Элиза крикнула ему:
– Пошел на свое место, вон! Ты дикий зверь.
Он настаивал, прижимая к стеклу розовые подушечки.
– Мяу…
Даже не потрудившись задернуть занавеску, она легла спать.
Назавтра, в воскресенье, кот не появился.
– Наконец-то!
Элиза села на подсыхавшей под солнцем террасе, радуясь, что может спокойно поработать, не отвлекаясь на игрища и требования кота.
В этот день перевод был закончен. Довольная, она поправляла последнее слово в своем труде, когда полил дождь. Ночью обещали грозу такой же силы, как вчера. Капли стучали о стекло, хлестали стены.
Она ушла в дом и, поискав среди дисков музыку, подходящую к ее стряпне, выбрала кубинские мотивы. Хватая то кастрюлю, то нож для чистки овощей, она весело пританцовывала. Pepito mi corazon[21]. Когда тропические ритмы подошли к концу, она поставила диск снова.
– Ча-ча-ча и только ча-ча-ча, – пропела она, покачивая бедрами.
Кстати, а куда подевался кот? Несмотря на потоп, он так и не постучал в стекло. Жаль, сегодня она бы, может быть, открыла…
В понедельник Элиза проснулась в прескверном настроении. Ей предстояло перечитать свой перевод – самая скучная часть работы – и сообщить агентству-работодателю, что она сдаст текст с недельным опозданием.
На террасе, с чашкой кофе в руке, она склонилась к экрану.
– Где же он?
Как она ни гоняла кота, она к нему привыкла. Без него и квартирка казалась мрачнее, и лужайка безобразнее. Конечно, она сама хотела, чтобы он ушел, но встревожилась, когда ее желание вдруг исполнилось.