— Лорна, я сам был бы сумасшедшим, если бы назвал безумным того, кто так страстно надеется.

— Тогда скажи, что мне делать,— ведь я-то знаю, что Алан Брандир убит в Долине Дунов.

— Но если ты скажешь об этом его светлости,— сказал я, тщательно взвешивая каждое слово,— ты убьешь его.

— Знаю...— сказала Лорна, тяжело вздохнув. — Поте­рять единственную надежду, когда тебе за семьдесят... Нет, никогда и ничего я ему не скажу.

Так я помог графу Брандиру в первый раз. То, что я сделал после этого, было куда менее важно, но граф, не зная о первой моей услуге, второй моей услугой был по­трясен до глубины души. Я не очень люблю рассказывать эту историю, потому что мое участие в ней вознесло меня на столь головокружительную высоту, что и до сих пор я чувствую некоторое отчуждение между мной и моими друзьями, хотя, видит Бог, я делаю все, чтобы они не сочли меня зазнайкой. И все же, поскольку история эта стала, так сказать, исторической, потому что к ней имел отношение сам король, а также потому, что многие увидели меня в ложном свете (ближайшие соседи — в особенности), я постараюсь, насколько это в моих силах, преодолеть свою неложную скромность и рассказать, как все было на самом деле.

Как-то в разговоре Лорна мельком упомянула о том, что ее дядюшка хранит свои деньги в громадном металлическом сундуке с двойной крышкой, кучей замков и изображением родового герба. Мало того, ящик прикован к стене тяжелой цепью, чтобы его невозможно было выта­щить из помещения. Лорна сказала, что ящик, безусловно, полон, потому что она видела, как дядюшка ходит полюбоваться на свои сокровища, и ей не однажды приходило в голову, что дядюшкины деньги могут стать для нас мо­гучим подспорьем, когда мы поженимся.

— Мои руки — вот мое подспорье,— сказал я.— Слы­шать ничего не хочу о дядюшкином сундуке!

Как-то сентябрьским вечером, когда дни становились все короче и короче, я вышел от графа Брандира и огля­нулся, чтобы еще раз бросить взгляд на дом, где живет моя любимая. В этот момент ярдах в ста от черного входа я заметил двух парней разбойничьего вида, которые, притаившись в кустах, явно вели наблюдение за домом графа.

«Грабители»,— мелькнуло у меня в голове. Первым моим желанием было остаться, посмотреть, что они наме­реваются делать, и, по возможности, не подпустить их к графскому заветному сундуку. Однако я тут же сообразил, что злодеи почти наверняка видели, как я вышел из дома, как оглянулся и как вышел на дорогу, ведущую в Лондон, и потому, прибавив шаг, ушел достаточно далеко, чтобы скрыться у них из виду, а потом свернул на ближайший постоялый двор и просидел там до темноты. Затем, за два часа до полуночи, я вернулся к дому графа и залег в кустах с восточной стороны. Темень стояла непроглядная, зато отсюда можно было хорошо услышать любой подо­зрительный шум, с какого бы входа он ни раздавался.

«С фасада, пожалуй, не полезут»,— подумал я.

Так оно и оказалось. Когда погасли все огни и в доме воцарилась полная тишина, я услышал негромкий свист из-за деревьев неподалеку от меня, и тотчас же между мною и белой стеной промелькнули три темные фигуры. Грабители направились прямо к окну, — кто-то осторожно поднял оконную решетку изнутри, — послышался шепот и короткий звук, похожий на звук поцелуя, и разбойная троица полезла в дом.