Убаюканный сладкими надеждами, через час он уже крепко спал. Ему снился родной туалет «убойного» отдела, в туалете сидит «Мухомор» и читает письмо оперативникам… Около туалета ездит машина ППС и все вертит, вертит голубым огоньком мигалки…

В дверь постучали.

— Войдите! — рявкнул Соловец, думая, что это явились Казанова и Плахов.

Но на пороге материализовался начальник «убойного» отдела РУВД соседнего района, на губах которого застыла злобно-язвительная улыбка.

— А, это ты, — майор показал рукой на стул, — садись.

Капитан Абрам Иванович Совков, толстый и одышливый субъект с мутными глазами навыкате, вот уже десять лет не могущий получить очередное звание, вальяжно расположился на продавленном стуле, закинул ногу на ногу и смерил Соловца презрительным взглядом.

— Ну, и чего тебе? — спросил хозяин кабинета, прекрасно понимая, о чем пойдет речь.

— А ты не знаешь? — скрипуче заявил Совков.

— Представь себе, нет.

Капитан вытащил из кармана сложенный вчетверо грязный листок желтоватой бумаги и издалека показал его Соловцу.

— Это видел?

Майор попытался разглядеть мелкий текст, но у него ничего не вышло.

— Дай посмотреть, отсюда не видно.

— Щас тебе! — Совков быстро спрятал листок обратно в карман. — Чтоб ты его порвал?

— А зачем мне его рвать? — устало осведомился Соловец.

— Потому что это приговор тебе и твоим верным и умным подчиненным.

— Полегче на поворотах, — предупредил Соловец, который очень не любил, когда его обзывал кто-либо, кроме вышестоящего руководства, и особенно в те моменты жизненного пути, когда майора обманывали и подсовывали вместо «Столичной» водки простую воду.

— Буду я еще с тобой любезничать! — взвился капитан. — Всё, приплыли, соседушки! Нефиг было труп нам на участок подбрасывать!

— Какой еще труп? Кого? — Майор сделал вид, что не понимает, о чем говорит его коллега.

— Того, которого из огнемета замочили!

— Из какого еще огнемета?!

— Ой-ой-ой! — Совков показал Соловцу язык. — А ты не в курсе!

— Слушай, Абраша. Твоя территория — твои проблемы.

— Ах, так?! — Капитан вскочил со стула. — А ты мне, случайно, не объяснишь, как труп подпалил, после чего прополз с твоей стороны улицы на нашу, оставив по пути два килограмма и семьсот сорок пять граммов своей одежды? Я лично соскреб ее с дороги и взвесил!

— Весы, небось, у бабок возле метро конфисковал?

— Тебе-то какое дело?!

— Там все безмены на двести граммов в плюс переделаны, — сообщил майор. — Так что с весом ты лажанулся. Перевесим твои «вешдоки» и прокурору нашему стуканем. Он и влепит тебе триста третью[78]. Для начала.

— Ты меня триста третьей на понт не бери! — закричал Совков. — Ученые!

— А что до того, что кто-то там полз, — так это его личное дело. Хотел — полз, не хотел бы — не полз. — Соловец продемонстрировал коллеге, что разговор окончен.

— Ах, ты так?!

— Да, так!

Они вскочили, уперлись друг в друга животами и взглядами, пыхтя и щуря презрительно уголки глаз…

Первым не выдержал Абрам Иваныч. Достав из кармана платок и акт судебно-медицинской экспертизы о том, что труп был мертв, он вытер платком лоб, а бумажку протянул Соловцу.