В то же самое время в Новгороде Великом шел достаточно интересный разговор…

Ефрем Онуфриев сын отхлебнул немного сбитня, поставил глиняную кружку на стол и огладил свою бороду. Вроде как поправляя.

— Так говоришь дело у тебя есть? — Спросил Федор Дмитриев сын из рода Сырковых, когда и без того затянувшаяся ритуальная часть «разговора ни о чем» продолжилась.

— Слышал ли ты о том, как летом прошлым краску славную ляпис-лазурь раздобыли на Москве?

— Мне сказывали, что где-то в Туле.

— Так и есть. Но всю ее приобрел для своих нужд митрополит. Видно икону какую славную замыслил или храм разукрасить. Хотя бы частью.

— Видно, — кивнул Федор, прославившийся к тому времени уже как строитель храмов и один из составителей Великих Четьи-Миней — упорядоченной хрестоматии из текстов духовных и исторических, выполненной под покровительством митрополита Макария, бывшего в те годы в ранге пониже. — Богоугодное дело. Только сказывали, что краски той более нет.

— Есть надежда на то, что это не так… — уклончиво ответил Ефрем.

— Славная новость.

— Только молю, не делись ей ни с кем. А то бесы обязательно все дела спутают.

— Понимаю, — кивнул Федор. — Но я не понимаю, на кой бес я вам понадобился?

— Из той краски, что митрополит приобрел, только половина была куплена. Остальную он попросту отнял. Хм. Принял в дар. И мню, ежели новая она появится, то… Ну, ты и сам понимаешь. Кто мы, чтобы такими товарами торговать?

— А я?

— А у тебя знакомства есть великие. И тебе не нужно отчет держать о том, откуда у тебя сия краска взялась.

— Заблуждаешься, — грустно усмехнулся Федор. — Спросит митрополит, придется ответить.

— Так ты ответь, что кто из ганзейских везет. Тем то слова митрополита без интереса. Да и Макарий человек разумный, торговлишки препятствовать не станет.

— А много ли той краски?

— Пока не можно сказать, — развел руками Ефрем. — Ныне по осени поеду пробу снимать.

— И сколько мне положишь? Чай не вам, а мне головой отвечать.

— Дело то богоугодное.

— Водить митрополита за нос?

— Краску добрую Матери-церкви передавать. За торг честный.

— Ты мне зубы не заговаривай, — рыкнул Федор. — Не с тебя, а с меня шкуру сдирать станут. Ежели что пойдет не так.

— И с меня. Ты ведь молчать не станешь.

— Твоя правда, не стану. — усмехнулся Дмитриев сын. — И тебя выгораживать не стану, коли споймают тебя, али твоих людей с краской по пути в Великий Новгород.

— Пятая часть краски — твоя.

— Четвертая.

— Побойся Бога! Много рук проходит она.

— Торговлишка запретная? В обход царева мыта?

— Мне не ведомо откуда его везут и платят ли царю мыто.

— Хм. А ты сам-то как ходить туда станешь? Или не ведомо тебе, что купец без торга внимания зело много приковывает к себе?

— Там масло светильное будет. Дешевое. Вот им торг вести и стану.

— Масло светильное?

— В пищу негодное и пованивает, но горит добре.

— Много?

— Тоже в долю хочешь?

— Ежели его не мало, то почему бы в складчину не сойтись? Все одно дела вместе вести будем. А людишек для доброй защиты товара у тебя недостает. Так я дам…

Ефрем напрягся.

Для него было очевидно, что Федор хотел больше, желательно все. И то, что он жаждал выяснить, кто краской той торгует и связаться с ним напрямую без всяких посредников. Так что даром его люди были Ефрему не нужны. Выгоды с того на три копейки, а убытков…