Обычное пускание пыли в лицо и «фанерные танки» во всей красе. Но пятеро воинов в защите такой крепости — серьезный аргумент. Можно многих недосчитаться. Поэтому татарин, внимательно ощупав глазами эту братию, не стал затевать разговоров о сдачи крепости.

Андрей же нервничал так, что колени едва не тряслись. Если все эти татары ринутся на штурм — ему конец. Из всех его вояк только Петр чего-то стоил. Остальные — это ряженные по сути. Кого-то они, конечно, у татар убьют. Но…

— Что делать думаешь? — тихо спросил Петр, словно опасаясь, будто татары его услышат.

— На Бога надейся, но сам не плошай, — пожал плечами Андрей?

— Так… — хотел было возразить Петр, но парень его остановил рукой.

— Мы не плошали. Вон — и крепость поставили, и доспехи кое-какие обрели, и оружие. Теперь пришел черед и на Бога понадеяться. Ибо ежели эти пойдут на приступ, то только смерть нам уготована. Татарин сказал — за мою голову цена дадена. Что за подлюка то удумал — не ведаю. Но главное не это — за мою. А за ваши нет. Так что вырежут вас всех — вот и вся судьба. А я в руки не дамся. Так что выйдем мы отсюда — или победителями, или духами бестелесными.

— Так разве Бог нам поможет?

— Мы обратимся к заступнику нашему Вседержителю Господу Богу Иисусу Христу. Марфа, ты знаешь, как хризма изображается?

— Конечно, — кивнула она к полному удивлению окружающих. Ведь древний христианский символ вышел из употребления к VIII, максимум IX веку. А массовое употребление имел в III–VI.

— Тогда изобрази его на всех щитах. Чем угодно. А как сделаешь — возьми вдовушек и попробуйте вышить его на тряпице более-менее приличного размера. Хотя бы аппликацией.

— Поняла. — кивнула Марфа.

— Действуй.

— А что такое хризма? — прищурившись спросил Петр, высказывая общий вопрос.

— Древний христианский символ. Обозначающий имя Христа. Его Константин Великий царь ромейский, изобразил на щитах своих воинов. С чем и победил. Сильный оберег. Сильнее, чем тот, ч у Кондрата и Фомы на пальцах. Ибо выше стоит.

Этот ответ всех в целом удовлетворил. И люди «рассосались» по крепости, занявшись своими делами. А к Андрею подошла Марфа и тихонько спросила:

— Ты чего творишь?

— А ты хочешь, чтобы у них паника началась? Ты же видишь, народ уже на грани. Еще чуть-чуть и ночью в лес подадутся, утекая из крепости. Нужно показывать, что все под контролем. И что у нас остались еще тузы в рукаве. А они в обереги верят. И магические слова верят.

— Ты безумен!

— Мы все в какой-то степени безумны.

— И как мы оправдываться станем? Его же здесь никто не ведает!

— Как обычно… Вали все на мертвых. Дескать, твой покойный отец тебе как-то проболтался будто от заезжего купца ту байку слышал. А ты уже мне рассказала. Поэтому ты и знаешь, как хризма рисуется, а я — нет. Только знаю о ней…

Вечер шестого сентября прошел тихо. Как и ночь. И даже утро.

Ну как тихо? Татары пытали пленников. И вой иной раз стоял совершенно жуткий. Лишь ближе к обеду второго дня к крепости снова подъехали татары:

— Эй! Уруссы!

— Чего тебе? — спросил Петр, стоявший в это время на стене.