В показаниях Головкина на допросах и в акте судебной психолого-сексолого-психиатрической экспертизы с его слов записан нижеследующий факт, случившийся в 1980 году...

Осенний вечер был теплым. Уже стемнело. Головкин перешел Беговую и вскоре уже шагал по столь знакомой гаревой дорожке ипподрома. Делать ему сегодня здесь было особенно нечего. Просто хотелось лишний раз пообщаться с лошадьми, поболтать со знакомыми ребятами из конноспортивной секции.

Возле трибун темнота клубилась каким-то людским скоплением. Навстречу Сергею двигалась пьяная шобла. Их было человек десять — двенадцать. Все подростки лет пятнадцати и трое постарше.

По известному сценарию самый маленький, наглый и смелый, чувствуя за спиной поддержку, отделился от толпы и приблизился к долговязому Головкину, нетвердо держась на ногах и глядя снизу вверх туманным взглядом анашиста:

— Ты, фитиль, дай закурить.

Головкин курил с седьмого класса и эту слабость почитал одной из любимейших. Но в тот момент у него не было сигарет. Киоски были уже закрыты. Собственно, одной из целей посещения конюшен было стрельнуть у знакомых покурить.

— У меня нету, — растерянно ответил студент Головкин.

Согласно правилам хулиганства, если бы у него и было, то наглец придрался бы: почему так мало, или почему без фильтра, или почему «Пегас», а не «Ява». В общем, «ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». И в зубы.

От своры пьяных или обкуренных подростков можно спасаться только бегством. Головкин понял это поздно. Он почти не сопротивлялся, только прикрывал руками лицо, живот и то, что пониже. Они налетели всей толпой. Били кулаками, ногами в голову, по почкам, куда придется. Им было тесно всем сразу лупить одного, корчившегося от боли и страха на гаревой дорожке, и они отпихивали друг друга, чтобы посмачнее врезать.

За что? Ни за что. Только затем, чтобы разбудить во мстительном Головкине притаившегося Удава, Фишера.

Несколько ударов тяжелым ботинком достали его по лицу. Он потерял сознание...

Очнулся Сергей один все на том же месте. Хулиганы, насытившись кровью, ушли. В сотрясенном мозгу гудело. Его подташнивало. Дышать через нос, в котором хлюпала кровь, было невозможно. Он сплюнул на землю что-то твердое. И не нащупал языком во рту двух передних зубов. Странно — деньги остались целы. Просто избили до полусмерти.

Сергей с трудом поднялся, добрел до умывальника в конюшне, попытался привести себя в порядок. Знакомые по ипподрому сторонились его как чумного. Никто почему-то не подошел, не спросил, что случилось, не предложил помочь.

Несчастный, окровавленный, Сергей в полуобморочном состоянии добрался до дому.

— Сережа, что с тобой? — воскликнула испуганная мать, а отец лишь презрительно смерил его взглядом.

— Ничего страшного. Жеребец диковатый попался. Сбросил прямо себе под копыта.

Мать туг же повела его в районный травмпункт, располагавшийся неподалеку, в здании 28-й поликлиники. Там пострадавшему оказали медицинскую помощь и констатировали: перелом переносицы, утрату двух верхних резцов, сотрясение мозга, многочисленные ссадины и ушибы по всему телу. Сергей не помнил, определил ли это врач как падение с лошади или все-таки понял, что это травмы, полученные при побоях, или, говоря юридическим языком, менее тяжкие телесные повреждения, повлекшие за собой кратковременное лишение трудоспособности; посоветовал ли обратиться в милицию.