Эван припарковался напротив кирпичного здания, в котором располагался туристический центр, и мы пошли внутрь. Здесь царила библиотечная тишина, раздавались лишь тихие шаги и приглушенные голоса других посетителей. За стеклом на стенах висели артефакты, оставшиеся от коренных жителей Америки. В центре главного зала стоял стол с огромной трехмерной картой парка с выделенными разными цветами пешеходными тропинками.

Я указала на странную группу объектов, отмеченных среди искусственных деревьев, и похожую на рудиментарные очертания живот- ных.

В основном это были медведи и птицы.

– Это фигурные курганы, – объяснил Эван. – В некоторых местах они могут достигать сорока футов в ширину.

– Кто их создал?

– Коренные племена Айовы, Висконсина и Огайо. Сотни лет назад.

Посетителям не разрешалось взбираться на курганы, но пешеходные маршруты вели прямо к древним могилам. Мы вышли из центра и наугад выбрали тропинку, которая вела в прохладу леса.

Эван не обманул, здесь и в самом деле царило спокойствие. Воздух в этом месте казался плотным, а атмосфера – пропитанной вековой историей и легендами.

Мы поднялись на холм и подошли к одному из курганов в форме медведя, заросшему травой и с приплюснутой верхушкой.

– Я понимаю, почему тебе здесь нравилось, – произнесла я. – Так спокойно.

– Да, но это не единственная причина. – Пока мы огибали курган, низкий голос Эвана эхом разносился среди деревьев. Он держал меня за руку, но не сводил глаз с фигуры из земли. – В младшей школе на уроке истории Америки мы проходили коренных жителей. Меня это заинтересовало. Нам рассказали о племени оджибва [17], их верованиях и традициях. О курганах. И это просто… имело смысл. Все то, что я прочитал, узнал… заставило меня осознать.

– Думаешь, твои родители – коренные жители Америки? – спросила я, рассматривая его вполне европеоидную внешность: светлые волосы и голубые глаза.

– Не знаю. И не думаю, что когда-нибудь узнаю. – Он крепче сжал мою руку. – Меня все устраивает. Я просто хочу, чтобы у меня все было хорошо. Пребывать в мире со своими знаниями.

Мы прошли вдоль тропы и спиной к спине, чтобы не упасть, уселись на поваленное бревно. Эван рассказал мне о пребывании в психиатрической лечебнице. Поведал обо всем. Я ощущала его доверие, словно оно было чем-то осязаемым, и в то же время парень будто вложил мне в руку что-то хрупкое и драгоценное.

– Мне было пятнадцать, и чернила лишь только успели засохнуть на моем свидетельстве об усыновлении. Я носил имя Сэлинджеров примерно месяц. И вот однажды утром я проснулся, чувствуя гармонию со своей новой семьей. Я ощутил некий… гул, проносящийся по дому, словно над нами находится линия электропередачи. Я решил, что у меня от счастья разыгралось воображение. Приятное чувство. Естественное. А потом я подумал, что, может, дело не только во мне. Возможно, и остальные члены семьи испытывают то же самое. Все мы, находящиеся в разных комнатах, чувствуем… это.

В голосе Эвана явственно слышалось желание, чтобы его предположения оказались правдой. И от осознания, что этому желанию не суждено было сбыться, у меня защемило сердце.