«Не сейчас, – отвечала я. – Мне нужно закончить». Я провела в Таосе почти месяц, и черновик романа был почти готов. Неохотно вернувшись домой, начала сбегать в ближайшее кафе и там, сидя за дальним столиком, дописала его. Прошло несколько месяцев, прежде чем я вернулась в семью на ту роль, которой от меня с нетерпением ждали: матери и жены. Просто я накопила настолько большие долги перед внутренним писателем, что на какое-то время не могла не поставить его на первое место. Этот опыт научил меня с чуть большим вниманием относиться к нему. Близким легче подстроиться под вашу потребность писать каждый день, чем смириться с вашим отсутствием в течение нескольких месяцев. Им проще притихнуть на время, пока вы не завершите книгу и не закончится эта мучительная стадия «стеклянной горы», чем прожить в тысячах километров от вас. Стадия «стеклянной горы», когда все не так просто, потому что работы очень много, бывает у каждого проекта. Близким и друзьям лучше научиться определять ее и мириться с ней. И они смогут, если мы объясним все и дадим им шанс.

Мы так сильно стараемся быть «нормальными», потому что слишком много слышали о безумстве художников. Мы слышали слишком много историй о Шерли Джексон, и Энн Секстон, и Сильвии Плат, и Зельде Фицджеральд. Нежелание быть такими, как они, превратило нас в опытных лгунов – знаете, когда ложь во спасение. Женщины это умеют. Я опытный художник и отношусь к своей работе как к тайной беременности. Я всегда осознаю свое внутреннее состояние и необходимость его защищать. Прошу прощения, если эта метафора покажется вам сексистской. Мужчины-художники, которых я знала и с которыми жила, часто относились к своим творческим проектам как к военным кампаниям, со всей присущей им секретностью, стратегией и защитой информации – наверное, это еще одна сексистская мысль.

Поскольку нас обучили быть мамами и папами, преподавателями и банкирами, юристами и судьями и вообще ответственными людьми и поскольку запугали ужасными историями о художниках – безответственных монстрах, трудно ответственно относиться только к одному – своему творческому началу. Трудно защитить его, когда отчаянно пытаешься удержать равновесие и не выпустить из рук крупный проект, наконец-то готовый (или не готовый) принять окончательную форму. На этой деликатной и неустойчивой стадии, на скользком склоне стеклянной горы творческих сомнений мы оказываемся в одиночестве. На ледяной поверхности нужно отыскать ненадежные опоры для ног и все же вскарабкаться вверх, пройдя весь трудный путь от концепции до реализации – до рождения, до подъема на Эверест. «Я слышу это! Слышу! Но никак не могу сыграть!» – как-то жаловался мне приятель-пианист. «Я слышу это! Слышу! Но никак не могу на бумагу перенести!» – в свою очередь как-то жаловалась ему я, когда меня чуть не сбила с ног мощная волна музыки и я не успевала записывать ноты.