Она кивнула, невозмутимо восприняв его слова, разве щеки чуть зарумянились, но, бросив взгляд на листы, недоуменно нахмурилась:

– Написано по-русински, но как-то необычно.

– Разговорная речь проще, а с письменностью мы до конца не освоились, – почти честно ответил Сангре. – Но если какое-то слово непонятно, я поясню. Однако советую не останавливаться на подробностях, а схватывать общий смысл, тогда дело пойдет куда быстрее.

Изабелла молча кивнула, приступив к чтению. Судя по тому, что подсказывать ей пришлось всего пару раз, да и то поначалу, советом Петра она воспользовалась. Сангре не торопил, терпеливо ожидая, пока она закончит. Пробежав глазами заключительные строки, собственноручно написанные фра Луисом и подтверждающие добровольность его показаний, она беспомощно опустила руки и произнесла:

– И впрямь вам известно многое, кроме… самого главного. И по счастью, вы не знаете, где находится заемное письмо. Впрочем, как я понимаю, у вас имеются весьма убедительные способы убедить меня отдать его вам, – и она, кивнув на торчащую из печи рукоять кочерги, с горькой усмешкой добавила: – Не зря кабальеро пригласил меня для беседы именно в эту комнату, судя по некоторым следам, пыточную.

«А слово «благородный» мадам вообще не упомянула», – мысленно отметил Петр. Впрочем, оно и немудрено – уж слишком старательно он выказывал себя жадным и беспринципным проходимцем. Но, утешив себя тем, что ради счастья друга можно и в дегте вымазаться, и в перьях обваляться, и голым на столах поплясать, он продолжил, благо, сейчас по его раскладу предстояло ослабить напор, чтобы получился контрастный душ: от надежды к отчаянию и обратно.

– Ой, я вас умоляю! – иронично усмехнулся он. – Вы, сударыня, меня никак за палача держите. Нет, при большой нужде я могу потрудиться и на этом почтенном поприще, но не сейчас. К чему пытки, когда вполне достаточно небольшого обыска, благо, вещей у вас немного, а не найдя среди них нужного документа, можно подвергнуть вас личному досмотру. Сразу оговорюсь, что мне нет нужды самолично лезть под юбки, – уточнил он, заметив, как лицо Изабеллы снова зарделось гневным румянцем. – Достаточно приказать это какой-нибудь служанке. За один пражский грош она весьма тщательно прощупает каждый кусочек ткани на всей одежде. А уж какой обыск она учинит, если посулить ей золотой флорин – за это я вообще молчу. Но я вовсе не собираюсь отнимать у вас драгоценную бумажку и прошу просто подтвердить, что она находится у вас. Ну и само собой покажете мне ее. Очень хочется лицезреть листочек ценою… свыше миллиона золотых флоринов. Обязуюсь при этом не кидаться на вас коршуном, пытаясь выхватить ее из ваших рук.

– А проку с того, что вы ее выхватите?

– Ну как же, – развел руками Сангре. – Насколько мне известно, она выписана на предъявителя, – и, глядя на вздрогнувшую Изабеллу, уставившуюся на него, мягко улыбнулся. – Видите, мне известно даже это, и я прекрасно понимаю ваши опасения. Попади она в руки кого другого, и вы действительно станете ему не нужны. Но заверяю еще раз – я отнимать ее не собираюсь. Просто у меня привычка работать с партнером на доверии, а ее показ и будет с вашей стороны демонстрацией такового по отношению ко мне. Так что?