Особенно еще было тяжело и обидно, когда наш товарищ погибал не в бою, а в тылу. У нас так погиб мой хороший товарищ еще с училища казах Анатолий Курманов. У него было казахское имя, но мы все называли его Анатолием. На Украине мы остановились на ночлег в двух хатах, и в это время немцы произвели артналет. Толя переходил из одного дома в другой, и снаряд разорвался рядом с ним…

— Были какие-нибудь необычные случаи при захвате «языков»?

— Да, сразу вспоминаются два таких эпизода. На юге Украины нам поручили взять «языка». Мы заняли хату невдалеке от переднего края и готовились к «поиску», и вдруг, словно по заказу, заходит немецкий солдат, которого мы, конечно, пленили. Оказалось, что он шел на свои позиции, но в ночи было дикое ненастье, он перешел линию фронта и зашел прямо к нам. Наши и немецкие тылы из-за слякоти тогда отстали, снабжение было паршивое, даже патронов было очень мало, поэтому и мы и немцы не стреляли и не освещали нейтральную полосу. Сплошной линии траншей там не было, только одиночные ячейки, поэтому он и не смог определить, где передний край, перешел его, и нам тогда так повезло. А второй случай был в Польше, где река Пилица впадает в Вислу. Мы стояли с немцами через реку, а посреди нее было множество островов. Мы решили устроить на одном из островов засаду. Вдруг видим, что с немецкого берега в направлении нашего острова плывет лодка. В ней были три немецких солдата и три польские девушки. Когда они вышли на берег и направились к одному из домиков, расположенному на этом островке, мы на них напали. Одного солдата мы убили, одного ранили, а одну девушку и одного солдата мы взяли в плен. Что оказалось? Эти девушки закопали на этом острове свои вещи, а так как приближались холода, то они попросили немцев помочь достать их теплую одежду. Эти трое солдат, видно желая получить у девушек соответствующее «вознаграждение», вызвались помочь им.

— Как вы относились к политработникам?

— Считаю, что они были нужны. Ведь нужно было многое разъяснять людям, мобилизовывать воинов для выполнения боевых задач. Я, например, тоже участвовал в этом, так как я был комсоргом нашей роты. Политработа была особенно нужна в период подготовки к наступлению. Помню, перед наступлением на Берлин по траншеям носили знамя дивизии и полков. Проводили митинги с целованием знамен, где бойцы клялись добить фашистов… Конечно, в атаку политработники высшего звена не ходили, но ведь это и не входило в их обязанности. Почему их могли не любить? Потому что они строго спрашивали, за их требовательность и строгие меры к трусам и различного рода нарушителям. Политработники нужны и в военное, и в мирное время. Ведь нужно кому-то заниматься и дисциплиной, воспитанием солдат.

— Вы сталкивались с «особистами»?

— На фронте практически нет, кроме того случая, когда у нас арестовали разведчика, побывавшего в плену. К нам претензий никаких не было, поэтому они у нас даже и не появлялись. Показательных расстрелов я тоже не видел. Единственный раз мы присутствовали в городе Красноармейске, сейчас Волнянск, на Запорожье, при показательной казни предателя.