— Ну, с богом, — сказал Тимоха. — Двинем.

— Идите следом за ним, — сказал филерам Гиацинтов, — а мы с Максимом Максимычем пойдем замыкающими.

— Вы сами-то хотите стрелять сегодня? — спросил Тимоха полковника. — А то если нет, так я один пойду. А коли хотите — давайте не последними, а ближе ко мне — я вас на перепадок поведу, где изюбрь у меня прикормлен.

— Там летом ручей, что ль?

— Ну!

— Хорошо. Мы тебя догоним, нам поболтать пять минут надо с Максимом Максимычем.

Гиацинтов взбросил на плечо карабин, обмотал шею толстым шарфом и сказал:

— Полегоньку двинулись.

Тимоха и четверо филеров шли впереди. Чуть поотстав, шли Гиацинтов с Исаевым.

— Макс, мне очень хотелось побеседовать с вами под открытым небом, — тихо говорил Гиацинтов, — а то в городе никак не уединишься. Звать к себе — интеллигенция сразу станет вас сторониться, как возможного агента охранки. У вас? Там всегда полно народу. А в кафе «Банзай» вы столь часто бывали с Ченом, что вас слишком хорошо запомнили. Там что, кулинары отменны?

— В «Банзае» прекрасно делали рыбу.

— По-монастырски?

— Нет, это обычно. Мне там нравились креветки, зажаренные в мясе осетра.

— Да, да, как-то раз я пробовал это, очень вкусно. Но мы отклонились в сторону от разговора. Он будет краток. Я ничего не хочу знать о вашем прошлом, хотя оно крайне занятно и изобилует многими белыми пятнами, подобно карте Антарктиды. Меня занимало ваше настоящее, оно элегантно, оно достойно вас. Вы — обаяшка, а это не достоинство человека, это его профессия. Но волнует меня ваше будущее. Сегодня после отстрела зверя, когда я подойду к вашему номеру, вы мне скажете «да». Понимаете?

— Я готов сказать вам «да» прямо сейчас. Мне только не совсем понятно, о каком «да» идет речь.

— Вам пять лет? Вы плохо выговариваете букву «р»? Вы еще мочитесь в кроватку? Перестаньте, дуся, мы ж с вами люди вполне зрелого возраста.

— А если «нет»?

— Умница. Хорошо, что вы сказали про «нет». Я запамятовал сказать вам об этом. Если я услышу «нет», то завтра мы будем хоронить вас, как случайно застрелившегося на охоте.

— Такая жестокость, Кирилл Николаевич, — улыбнулся Исаев.

— С людьми вашей профессии и ваших связей мне иначе нельзя.

— Клянусь богом, я буду нем как рыба.

— Мне уже говорил про это наш приятель Чен, — глядя в глаза Исаеву, сказал полковник.

— Ув-ле-чен, — пошутил Исаев.

— Неужто вы не знали, что Чен — это чекист Марейкис? — тихо спросил Гиацинтов.

— Сейчас начну хохотать и спугну изюбря, полковник.

— Бросьте. Партия сыграна, надо выбирать достойный выход.

— Вы знаете, что у многих контрразведчиков мания подозрительности — профессиональная болезнь, полковник. Нет?

— Наслышан.

— Любопытно, а в вашей конторе есть профсоюз, который защищает права безнадежно занемогших на боевом посту?

— Хватит, — поморщился Гиацинтов и прибавил шагу, придерживая Исаева под руку. — Только не вздумайте шутить. Целить в изюбря буду один я.

— Знаете, Кирилл Николаевич, что-то мне не хочется идти на охоту. Я домой пойду.

— Значит, «да»?

— Нет.

— Это пока «нет». А домой я вас не пущу. Вернее, по дороге домой с вами и произойдет несчастный случай. Право, я не шучу. В нашей профессии есть одна опасность: заиграться. А я с вами заигрался. Мне обратно нельзя отрабатывать.