— Мальчик, — рассвирепел Ванюшин, — я этого человека знаю пятнадцать лет!
Пимезов смешался, ибо не думал, что говорит так громко.
— Нервы-с, — заметил он, — совсем сдают.
— Лечить надо, а не орать, как базарная торговка.
ПАРТИЗАНСКАЯ ЗЕМЛЯНКА
Исаев сидит рядом с Суржиковым и Кульковым. Лицо его растерянно и жалко.
Исаев читает шифровку, которую ему вручил связник, только что пришедший от Постышева. Исаев видит цифры. Их целая колонка, они пляшут у него перед глазами. А цифры эти говорят:
Вам предстоит изыскать возможность отъезда вместе с наиболее реакционной частью белогвардейцев в эмиграцию, для того, чтобы мы смогли знать через вас о новых заговорах против республики, которые, бесспорно, будут организовываться.
Дзержинский.
Исаев прочитывает шифровку еще раз, медленно сжигает ее на свече, растирает пепел по дощатому полу сапогом, потом тихо говорит:
— Давайте сюда Гиацинтова.
Полковника вводят в землянку. Взгляд его сейчас кроличий, глаза красные, быстрые.
— Ну? — спрашивает его Исаев. — Как, Кирилл Николаевич?
— Плохо, Максим Максимыч.
— Понятно, что плохо. Так «да»?
— Вы имеете в виду мою работу на вас?
— Именно.
— Я согласен.
— Так сразу?
— Я же у вас, что мне остается делать?
— Достойно умереть.
— Не хочу.
— И правильно.
— Гарантии?
— Ваша помощь.
— Пожалуйста.
— Мне нужны все группы, которые вы отправили к нам в тыл.
— Гарантии? — повторил полковник.
— Честное слово.
— Вы же разведчик.
— Именно.
— Этого мало.
— Ладно. Вы на протяжении ближайших двух-трех лет будете нам нужны. У вас есть люди в парижских эмигрантских кругах?
— Да.
— В берлинских?
— Тоже.
— Это залог вашей жизни. Я у вас не прошу сейчас рекомендательные письма к ним. Но они мне вскорости понадобятся. В сопроводиловке я это написал.
— В какой сопроводиловке?
— Это наше словечко, надо бы знать. В бумаге, которую передадут мои люди вместе с вами в штаб, в Читу, а затем в Москву.
— Меня отправят туда?
— Конечно. И если вы вздумаете шутить по дороге, вас пристрелят. Это я вам обещаю. А что делать? В вашей профессии, как вы говорите, самое опасное — заиграться…
— Я не пойду туда!
— Бросьте, Кирилл Николаевич, пойдете.
Когда Гиацинтова увели, Исаев спросил:
— А как я туда с пустыми руками приду? По легенде ж я зверя преследую.
— По чему? — спросил Суржиков уважительно.
— По легенде, — улыбнулся, вздохнув, Исаев, — есть такое у нас словечко…
— Мы сначала думали вас вязать, — сказал Суржиков, — больно вы на харю-то аккуратный. Сомнение было взяло. А что касаемо зверя, так мы изюбренка подстрелили, можем отдать, чтоб вам не с пустыми руками…
Дверь Тимохиного зимовья открылась, Исаев сделал шаг в комнату, забитую сыщиками и следователями, и упал. За спиной у него был изюбренок, килограммов на шестьдесят.
— Двадцать километров пер, — прохрипел он, — никто встретить не смог, сволочи! Спать хочу. Там, в тайге, еще большой лежит — по следам найдете.
И, сняв шапку с мокрой головы, он лизнул сухим, шершавым языком снег, занесенный кем-то из сыщиков в заимку.
Стало очень тихо. Все недоуменно переглядывались, а потом к Исаеву подошла Сашенька с сияющими глазами, стала перед ним на колени и принялась целовать его воспаленное, сухое лицо.