Traktatov.net
»
Чума
»
Читать онлайн
| Sometimes we toyed with our imagination, composing ourselves to wait for a ring at the bell announcing somebody's return, or for the sound of a familiar footstep on the stairs; but, though we might deliberately stay at home at the hour when a traveler coming by the evening train would normally have arrived, and though we might contrive to forget for the moment that no trains were running, that game of make-believe, for obvious reasons, could not last. | И если иной раз мы давали волю воображению и тешили себя ожиданием звонка у входной двери, возвещающего о возвращении, или знакомых шагов на лестнице, если в такие минуты мы готовы были забыть, что поезда уже не ходят, старались поскорее справиться с делами, очутиться дома в тот час, в какой обычно пассажир, прибывший с вечерним экспрессом, уже добирался до нашего квартала, - все это была игра, и она не могла длиться долго. |
| Always a moment came when we had to face the fact that no trains were coming in. | Неизбежно наступала минута, когда мы ясно осознавали, что поезд не придет. |
| And then we realized that the separation was destined to continue, we had no choice but to come to terms with the days ahead. | И тогда мы понимали, что нашей разлуке суждено длиться и длиться, что нам следует попробовать приспособиться к настоящему. |
| In short, we returned to our prison-house, we had nothing left us but the past, and even if some were tempted to live in the future, they had speedily to abandon the idea-anyhow, as soon as could be-once they felt the wounds that the imagination inflicts on those who yield themselves to it. | И, поняв, мы окончательно убеждались, что, в сущности, мы самые обыкновенные узники и одно лишь нам оставалось - прошлое, и если кто-нибудь из нас пытался жить будущим, то такой смельчак спешил отказаться от своих попыток, в той мере, конечно, в какой это удавалось, до того мучительно ранило его воображение, неизбежно ранящее всех, кто доверяется ему. |
| It is noteworthy that our townspeople very quickly desisted, even in public, from a habit one might have expected them to form-that of trying to figure out the probable duration of their exile. | В частности, все наши сограждане очень быстро отказались от появившейся было у них привычки подсчитывать даже на людях предполагаемые сроки разлуки. |
| The reason was this: when the most pessimistic had fixed it at, say, six months; when they had drunk in advance the dregs of bitterness of those six black months, and painfully screwed up their courage to the sticking-place, straining all their remaining energy to endure valiantly the long ordeal of all those weeks and days-when they had done this, some friend they met, an article in a newspaper, a vague suspicion, or a flash of foresight would suggest that, after all, there was no reason why the epidemic shouldn't last more than six months; why not a year, or even more? | Почему? Если самые заядлые пессимисты определяли этот срок, скажем, в полгода, если они уже заранее вкусили горечь грядущих месяцев, если они ценою огромных усилий старались поднять свое мужество до уровня выпавшего на их долю испытания, крепились из последних сил, лишь бы не падать духом, лишь бы удержаться на высоте этих страданий, растянутых на многие месяцы, то иной раз встреча с приятелем, заметка в газете, мимолетное подозрение или внезапное прозрение приводили их к мысли, что нет, в сущности, никаких оснований надеяться, что эпидемия затихнет именно через полгода - а почему бы и не через год или еще позже. |