Исключения, когда знаешь, как сейчас, что противник нападет с определенной стороны. Я-то знал, откуда зайдут войска Рамиреса, вот только чертово ограничение по юнитам. Всего двадцать человек, а если учитывать, что у меня в наличии всего один форт, поэтому я автоматически должен оборонять его лично, то девятнадцать.

Десантные боты можно было уже разглядеть. Все шесть штук выстроились в одну широкую линию и быстро скользили в моем направлении. Научил, блин, таймить, на свою голову. Сколько осталось времени? «Тридцать девять секунд, – защекотало мозг. – Тридцать восемь, тридцать семь…»

Я пружинящей походкой дошел до дота и спустился внутрь. Четверка пехотинцев моей личной охраны испуганно толпилась у амбразур.

– Встать у выхода, – скомандовал я. – Ваша задача не дать противнику попасть внутрь. Оправдания невыполнения приказа – смерть. Всем понятно?

– Так точно, сэр, – прогорланили в ответ четыре глотки.

Я хотел сказать еще что-то, ободрить ребят, но оглушительный удар заставил передумать. Знакомый звук, страшный, тот, который я слышал совсем недавно, перед побоищем в Логове. Падения крышки бота. Началось.

Высунул бластер в амбразуру, но, к своему удивлению, обнаружил, что высадились войска значительно дальше, чем я ожидал. Несколько раз выстрелил, как и ребята у дота снаружи, но безрезультатно. Все-таки далековато.

Зато моя четверка на башнях работала не покладая рук и вполне успешно. Стреляли одновременно, снося за раз половину жизни у бойца, а следующим попаданием добивали воина. Значит, на прокачанного мародера нужно четыре выстрела. Плохо. Очень плохо, учитывая трехсекундную паузу для охлаждения бластера. Итого, всего шесть мародеров убито, но атакующие уже добрались до башен.

Про необходимость стрелять я понял после двух оглушительных залпов автоматической пушки. Здорово, пару мародеров откинуло метров на пять, разворачивая не только броню, но и грудную клетку. Еще секунда, и заухали бластеры поблизости. Слышу, как кричит капрал Роял Дженкинс 239:

– Кучнее! Кучнее стреляйте!

Он прав. Я навожу бластер на раненого мародера, в которого уже несколько раз попали, и плавно спускаю курок. Пух! Воина разворачивает на месте, как медвежонка, что производят для детских домов из легкой переработанной синтетики. Его глаза глядят точно на меня, но не со страхом или упреком, а скорее с легким недоумением. Точно он знал, что выживет, несомненно выживет, а дурацкий дядька в экзоскелете взял и убил его.

Сглатываю неожиданно появившийся комок в горле и дрожащей рукой перевожу оружие на его озлобленного соседа. Как хорошо, что есть пара секунд, пока остынет бластер. Пара секунд, чтобы привести себя в чувство, взять в руки и продолжить сражаться за свою жизнь.

Я мотивирую себя предельно четко, раздавая мысленные пощечины. Выбор простой: либо ты, либо они. Причем этим ребятам все равно, вернется их сто двадцать человек или десять. Программы, которым важно выполнить функцию. А вот тебе, Андрюха, очень даже важно, выживешь ты или нет. Каждая смерть – гвоздь в крышку гроба. Пускай никого уже давно не хоронят в земле, а всех кремируют, но выражение верное.