Одергиваю костюм и захожу в кабинет. Слуцкий сидит в кресле. Хмурый и напряженный. Вертит в руках какую-то статуэтку. Чем-то недоволен. Когда он такой, я всегда испытываю смесь страха и раздражения. Неужели Антон не понимает, что я не просто так улетала черт-те куда?

— Как поживаешь, неприступная Золушка? — спрашивает он спокойно, поднимая на меня глаза. — Принц истосковался и скоро начнет негодовать. А когда принц злится, то всегда творит глупости.

Я молчу, крепко сцепив челюсти и удерживая взгляд Слуцкого.

— Понятно, — тяжело вздыхает Антон и прерывисто втягивает в себя воздух. — Алёна, я ведь могу устроить так, что тебя больше ни в одно приличное место не возьмут работать. Ты это понимаешь? Или девочек твоих из магазина распущу. На улице всем скопом останетесь. Ипотеку, которую осталось всего ничего погасить… ну, тоже что-нибудь придумаю. Почти все, что у тебя есть, на мои деньги куплено. Так? А мой подарок? Напомнить, что ты с ним сделала и сколько он стоил? Тебе каждый день дарят подобные вещи? Характер — это хорошо, Алёнушка, но ты перегибаешь палку, моя девочка. Обижать тебя, я естественно, никому не позволю, но сам ведь могу не сдержаться, а мне бы этого очень не хотелось.

От угроз Антона становится некомфортно в собственном теле и хочется трусливо покинуть кабинет. Какая же я дурочка глупая. Была. В трепет от его ухаживаний приходила, о семье мечтала. А теперь никого не хочу к себе подпускать. И собраться не могу — внутри полный раздрай.

Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, я улыбаюсь, но это дается с таким трудом, что челюсть сводит от напряжения.

— Нет, не так, Антон. Я погасила внушительные суммы ипотеки без твоей помощи. Ценой собственного здоровья. Дима тоже пашет как проклятый. А если на улице окажусь, не пропаду. Кто-нибудь подберет, — припоминаю ему слова, которые он бросил мне в лицо во время нашей последней ссоры.

Антон, мерзко скрипнув зубами, оскаливается.

— Алёна, я ведь с миром пришел. Хватит смотреть на меня осуждающим взглядом. Напомнить, откуда я тебя вытащил? Такие, как ты, пачками в Москву приезжают, а уезжают с раздолбанными дырами и разбитыми мечтами. Кем ты себя возомнила? Где бы сейчас была, если бы не я и мои связи? На панели? В притоне? Там такие нарасхват. Талантливые, — с ехидством произносит он. — Растяжка у тебя что надо для этой работы.

Внутри закипает ярость, но нельзя вестись на провокацию. Антон специально это говорит — хочет вывести на эмоции, загнать в угол. Мысленно выхватываю статуэтку из его рук и разбиваю ему голову, а на деле сильнее сжимаю кулак, дышу рвано и не сразу собираюсь с духом, чтобы произнести:

— Наверное, я с благоговейным трепетом должна смотреть, после того как выписалась из больницы, а ты, спустя несколько недель, по новой упаковал меня в гипс? Напомнить, что было потом и почему я не приняла твой подарок?

— Я не специально тогда попал в аварию. Миллион раз об этом говорил! — грубо обрывает меня Антон, начиная раздражаться. — И повторяю в последний.

Кроме пустоты, ничего внутри. Даже злости не осталось, а раньше я жутко бесилась, когда мы затрагивали эту тему. Не знаю, что лучше: быть пустым сосудом или переполненным эмоциями. И так и так плохо.