– Ты не жесткий, – возразила Клэр.

Эйнар улыбнулся:

– Я имею в виду, что мы здесь все устойчивые к непогоде. Мы не мерзнем так сильно, как ты. В общем, – он вздохнул и продолжил рассказ, – отец тем вечером вернулся с рыбалки, опустошил сети, привязал лодку и пошел домой. Никто из встреченных по дороге ему слова не сказал: никто не хотел быть первым, от кого он узнает, что мать умерла. Он хотел сына. Но не такой ценой.

Ветер за окном усилился: над палисадником пронеслась и ударилась об стену дома отломанная ветка. Клэр представила, как в такую же погоду рыбак возвращается домой и обнаруживает там плачущего младенца и остывающее тело жены.

– Он хотел швырнуть меня в огонь, – продолжил Эйнар, – Элис помешала. Тогда он начал кричать и крушить дом, проклиная все живое, ветер, богов, даже море, которое его кормило. Говорят, он и раньше был не слишком добрым человеком, но мать умела смягчить его сердце. После ее смерти это сердце превратилось в камень. И каждый до единого день моей жизни он ненавидел меня за то, что я ее убил.

– Но ты был не виноват! – произнесла Клэр.

– Отец считал иначе. Меня растили всем поселком. А когда я подрос, он забрал меня обратно. Сказал, что пора искупить то, что я натворил.

– Сколько тебе было лет?

– Шесть, кажется. Он решил, что я достаточно взрослый, чтобы ходить с ним в море. И с того дня мы только и делали, что ходили в море. Он ничему не учил меня – ни про растения, ни про животных, ни про созвездия. Злился, если я плакал. Бил головой об доски при любой оплошности. Смеялся, если мне случалось запутаться в снастях или поскользнуться. Однажды мы вышли в шторм, и качка была такая сильная, что меня тошнило за борт. Я ничего не мог делать. Он кричал на меня, а потом огрел веслом по голове. Я чуть не свалился в воду. Он сказал, что ему жаль, что я не свалился и не сдох.

– И тебя никто не защищал? – спросила Клэр, потрясенная его рассказом.

– Элис, – ответил Эйнар. – Но отец ее тоже не слушал. Однажды я сломал руку. Отец приволок меня к ней за шиворот и швырнул на пол. Сказал – если она не вылечит мне руку к утру, то он сломает мне и вторую.

– Надо было его убить, – прошептала Клэр.

– Тогда я стал бы убийцей обоих родителей, – ответил Эйнар, тяжело поднявшись, и, опираясь на палки, подошел к двери. Приоткрыв ее, он впустил ветер, который тут же принялся заметать в дом снег.

– Ты не обозлился и вырос сильным, – произнесла Клэр.

– Сильным, да, – отозвался пастух. – Настолько сильным, что мог бы с легкостью сам поднять отца и швырнуть его в море. Но я только молча терпел и подчинялся. Обслуживал его: стряпал, стирал и делал другую женскую работу, о которой… лучше не рассказывать. Когда он проклинал меня, я был как глухой, а когда бил, то был как слепой. Я был готов терпеть сколько понадобится, пока не настанет мой день.

– Что это за день?

Эйнар закрыл дверь.

– Я ждал, когда накоплю смелости, чтобы сбежать. И этот день настал. С восхождением проблем не было: я лазил по скалам все свободное время, чтобы укрепить мышцы, и был готов. Но вот потом… – он с горечью посмотрел на свои палки, прислонил их к стене и опустился на шкуры рядом с Клэр. – Знаешь, – произнес он, и голос его стал тихим и мрачным, как в самом начале знакомства. – Это не так уж важно, что было дальше.