— В Джексон.

На юге было несколько Джексонов, но все они по меньшей мере в тысяче миль. Если повезет, ему еще несколько часов сидеть с ней плечом к плечу.

— В Миссисипи?

— Да.

— Хорошо знаю этот город. Там ваш дом?

— Нет. Я из Билокси, но пару дней проведу в Джексоне.

Мягкий, приятный голос, выговор, как у жителей северной части побережья Мексиканского залива. Для остальной территории Миссисипи этот район был иным миром. Католический, под сильным влиянием французов, испанцев, креолов, индийцев и африканцев, он стал плавильным котлом, где растворялись итальянцы, югославы, ливийцы, китайцы и, как повсюду, ирландцы.

— Мне нравится Джексон. — Это было лишь отчасти правдой, но наступила очередь что-нибудь сказать ему.

— Нормальный город. — Девушка опустила книгу, что было явным сигналом, что она не прочь поболтать. — Где вы там тусуетесь?

Что было ответить? В Уитфилде, потому что там в дурдоме лежит его мать? Он назовет свое имя, а фамилию утаит. Таков был его защитный механизм.

— За «Гейдельбергом» есть тихий бар, он мне очень нравится. Меня зовут Джоэл.

— Я Мэри-Энн Малуф.

— Откуда приехали Малуфы?

— Мой отец ливанец, мать — ирландка.

— Доминантные гены победили. Вы очень красивы. — Джоэл сам не поверил, что мог сказать такое. Полный идиот!

Девушка улыбнулась, и его сердце екнуло.

— А вы куда едете? — спросила она.

— Выхожу в Мемфисе, но готов путешествовать в этом поезде до самого Марса, если вы будете рядом. А если серьезно, то возвращаюсь на юридический факультет университета Миссисипи. — Одна из причин не уходить с юридического отделения заключалась в том, что девушкам нравилось общаться с молодыми будущими адвокатами. Джоэл еще на первом курсе быстро это понял и при каждом удобном случае пользовался этой уловкой.

— Давно учитесь в университете Миссисипи? — поинтересовалась Мэри-Энн.

— Перешел на второй курс.

— А я вас там не замечала.

— Там — это где?

— На территории кампуса. Осенью пойду на второй курс.

В этой части университета училось четыре тысячи студентов, из них лишь пятнадцать процентов девушек. Как Джоэл мог ее пропустить?

— Мир тесен, — улыбнулся он. — Студенты-юристы сбиваются в одно место. — Он радовался удаче: компания красивой девушки ему обеспечена на десять часов. Но это не все: через пару месяцев они будут жить в одном кампусе.

— Что привело вас в Вашингтон?

— Помог сестре устроиться. Она приехала поработать на лето. А вас?

— Навещала своего жениха. Он трудится в сенатском комитете.

Какой удар — идиллии конец! Джоэл надеялся, что не нахмурился и не сморщился так, будто готов расплакаться. А сохранил прежнее выражение лица, в чем, правда, сомневался.

— Здорово, — сумел выговорить он. — Когда знаменательный день?

— Мы еще не думали. После того, как я окончу университет. Спешить некуда.

Совместное будущее исключалось, и они стали обсуждать планы на лето, учебу в университете и чем хотят заняться после получения диплома. Какой бы красивой ни была его соседка, Джоэл потерял к ней интерес и вскоре уснул.

Прошло три месяца, от Рамболда по делу не было вестей, и Берч Дэнлоп решил кое-что предпринять. Его действия никак не могли повлиять на ситуацию, но имели целью хотя бы побеспокоить председателя суда. В начале сентября он отправил прошение в Верховный суд штата, чтобы тот обязал Рамболда в течение тридцати дней издать постановление по делу. Ни в одном своде правил подобная петиция не только не разрешалась, но даже не упоминалась, и Дэнлоп прекрасно это знал. Однако он в ней отметил, что Рамболд проявляет пристрастие, и настаивал на том, чтобы судья взял самоотвод. Адвокат привел факты, отметил, что заседание длилось всего несколько часов, дело ясное и простое. И подытожил документ словами: «Список дел в двадцать втором округе невелик. Даже беглый просмотр подтверждает факт, что загрузка у председателя суда небольшая. Непостижимо, почему такой мудрый, уважаемый и опытный юрист, как Эббот Рамболд, не издал постановление в течение нескольких дней. Проволочка в три месяца — это неуважение к судящимся сторонам. Затянувшееся правосудие равносильно его отсутствию».