О том, что король прибудет к нему в баронство, Эдвайстела известили заранее. Недаром же столько золота уходит на то, чтобы оплачивать глаза и уши при дворе короля Фрамона.

Его величество гостил у него уже второй день, но пока еще не задал ни одного каверзного вопроса. А он их задаст обязательно, причем в самый неподходящий момент. Натура у него такая, даже при дворе никто не знает, что произойдет в следующее мгновение. А уж там собрались такие люди, что все понимают с полувзгляда, полуслова, стараясь предвосхитить все желания короля.

«Но не в случае с Фрамоном, — размышлял Эдвайстел. — Его величество понять не может никто».

Король способен пропустить мимо ушей чью-то неудачную шутку, за которую его отец как минимум прогнал бы с глаз долой, а то и вовсе подверг опале. И в то же время прийти в ярость из-за, казалось бы, совсем невинной фразы.

«Возможно, все дело в крови», — подумал барон и тут же старательно отогнал от себя эту поистине крамольную мысль от греха подальше.

Эдвайстел был заядлым лошадником и, сложись дела более удачно, только бы лошадьми и занимался, да и годы уже не те. И уж кому как не ему знать, что не дождешься никогда от породистой кобылы хорошего приплода, если ее хотя бы раз покрыл залетный жеребец.

— Так, парни, вы сами все слышали, — обратился Дариус к наемникам после того, как человек барона расплатился с ними, а деньги были тщательно пересчитаны и поделены. — Мы остаемся здесь с Галугом и Торианом, остальные едут в Аннейд. Только добычу не растеряйте, — напутствовал он.

Хотя о Ториане с Галугом барон не сказал ничего, Дариус решил оставить их при себе. Так будет спокойнее и ему, да и им самим тоже. Вскоре Аннейд вздрогнет от гульбы его котерии, хотя чего уж, заслужили ребята. Ну а Галугу с Торианом придется потерпеть до Табалорна, уже недолго осталось.

Неожиданно воспротивился Галуг: он ни в какую не пожелал оставаться в замке.

— Дурень, самого короля увидишь, — объяснял ему Ториан, на что тот только скривил лицо:

— А то я их не видел никогда. Нашего так целых три раза.

Дариус внимательно посмотрел на него и движением головы отозвал Кабира в сторону.

— Слушаю тебя, гонорт, — первым начал Кабир. Глаза у него горели в предвкушении того, что в скором времени должно случиться: мед, вино, пиво рекой, всяческие яства, внимательные слушатели, жадно ловящие каждое слово о схватке с самими гмурнами. Тугие бедра и упругая грудь какой-нибудь красотки, категорически не желающей слазить с колен героя. И в довершение всего — жаркие ее объятия.

— Кабир, — начал Дариус, — просьба у меня к тебе.

— Не вопрос, гонорт, говори, что надо, сделаю, — широко улыбнулся тот.

— Ты уж присмотри за Галугом. Сам знаешь, много ему не нужно. Хлебнет лишнего — таких дел может натворить!.. Пусть он гуляет, как и все, только одного его никуда не отпускай.

Всем Галуг хорош: и следопыт, и лучник, и ходок неутомимый, но только когда дело не касается выпивки. Стоит ему лишь пригубить, и от него можно ждать все, что угодно, а сам он поутру не помнит ничего.

— Хорошо, — еще шире улыбнулся Кабир, — присмотрю, будь спокоен. — Затем вздохнул: — Жаль, что тебя сегодня вечером с нами не будет: на кого я пальцем тыкать буду, рассказывая, кто стольких гмурнов один положил?