Провинившуюся даму не казнят, в самом худшем случае ее навсегда отлучат от двора и заклеймят позором весь род. А вот Ториана ждет страшная участь. Вплоть до того, что ему отсекут голову в назидание, чтобы другим было неповадно. И никто не посмотрит на то, что он не житель Фагоса, а прибыл из другой страны, даже не пограничной. Кто королю указчик?
Ходили слухи, все дело в том, что мать самого Фрамона, королева Игланна, понесла от человека самого что ни на есть скотского происхождения — заезжего менестреля. Может быть, и враки все это, недоброжелатели короля специально их и распустили, но особое отношение ее величества к менестрелю все помнят хорошо. Хотя и вызвано оно могло быть его певческим талантом, уж слишком менестрель сладкоголос. Вернее, был сладкоголосым, пока не исчез бесследно. Кстати, исчезновение певуна связывают с мужем Игланны, королем Абренелем по прозвищу Благочестивый. Но как бы там ни было на самом деле, о нетерпимости Фрамона к таким связям хорошо известно всем даже за пределами Фагоса.
Дариус сидел за столом, опершись на столешницу локтями и обхватив ладонями голову.
«Ну как же Ториан так неосторожно? И чего это вдруг самому королю взбрело в голову нанести визит посреди ночи именно ей? Или доложили ему, или он сам заявился с той же целью, что и Ториан. И это разъярило его еще больше».
Когда Дорван совсем уж собрался прогуляться по двору замка и попытаться что-нибудь выяснить о Ториане, а возможно и договориться со стражей, чтобы с ним увидеться, в комнату снова вошел Сахей. На этот раз с пустыми руками.
— Господин барон велел тебе передать, чтобы ты даже носу из комнаты не показывал — за тобой могут прийти в любой момент.
Дариус кивнул головой: все понятно. Как понятно и то, что такое распоряжение барона вряд ли связано с произошедшим ночью.
— Сахей, — начал он осторожно, — узнай, пожалуйста, что там с Торианом. Где он сейчас, может быть, ему что-то нужно. Я понимаю, что вы не нравитесь друг другу, и все же… Если скажешь, я заплачу, сколько запросишь. Если бы ты знал, сколько у меня с ним связано, сколько мы с ним вместе прошли, сколько испытали. Если бы ты только знал. Он же мне как брат родной, своих-то у меня нет.
В голосе Дариуса звучало столько боли, что Сахей даже вздрогнул.
— Хорошо, сделаю все, что смогу, — кивнул он.
День прошел в ожидании вызова барона. За это время к Дорвану лишь единожды наведался все тот же Сахей. Он принес обед и новости:
— Его величество все еще в ярости, — рассказывал толстяк. — Король обещает лично оставить твоего друга без головы, благо его новый меч еще ни разу не попробовал вкуса крови. Или отдать собакам, есть у него специально натасканная свора. Рассказывают, они волков, как щенят, душат.
— А где он сам? — поинтересовался Дариус, когда Сахей закончил перечислять угрозы короля.
— Ториан твой? В Западной башне. Вернее, не в самой башне, через нее идет вход в темницу. Там их несколько, камер.
Сахей помялся, затем, понизив голос, поведал:
— Барон держит там своих должников, пойманных душегубов в ожидании казни. Но сейчас темница пуста, там нет никого, кроме твоего друга. Западную башню уже год как перестраивают, снаружи выглядит обычно, а внутри никаких перекрытий.