— Как бы не удрал по дороге. В браслетиках ему неудобнее будет.

— Хорошо. Надень ему.

Девчонка только приноравливается подойти к объекту, как «старшой» окликает ее:

— Не на руки! На ногу!

— На ногу?

— Да. Делай, что сказал.

Пожав плечами, девчонка присаживается рядом с Кузиным и защелкивает браслет на его щиколотке.

— А второй?

— Второй пусть так болтается. Как-нибудь на досуге попробуйте с таким украшением на ноге побегать…

Девчонка, сидя на корточках, к чему-то присматривается.

— Эй, красавица! Что тормозишь?

— У него штаны сухие! — отзывается она.

— И что?

— Остальные гадили себе в штаны. А он — нет.

— Умница! Я думал, не обратишь внимания, а из тебя толк выйдет.

Публика под конвоем отправляется туда, откуда прибежала, я возвращаюсь обратно. Культи ушиты. М-да… Увидел бы такие швы профессор Баиров… Интересно — потерял бы дар речи или нет. Вот профессор Камардин — тот бы обматерил круто. У них-то шитье было — загляденье. Только Баиров, детский хирург, помнится, первым в мире сумел справиться с таким врожденным дефектом, как непроходимость пищевода у новорожденных, а Камардин — тот госпитальер, мог оказать хирургическую помощь на манер Пирогова — в любых условиях.

Совсем не к месту вылезает воспоминание, как мы сдавали экзамен по госпитальной хирургии. Естественно, идя на экзамен, узнали от старшекурсников, что «профу» надо все время говорить о мази Вишневского как панацее, доценту Петрову (здоровенный дядька с трубным голосом, тоже отменный хирург) — о ней же, но как о вредной дряни, а ассистенты просто слышать о мази Вишневского не могут уже — тошнит их.

А в итоге оказалось, что если прийти за час до экзамена, то обеспечивающий старший лаборант просто позволит в поощрение первым зашедшим выбрать билеты. Ну наша группа и приперлась чуть свет. И зашли первыми готовиться. Все копались, выбирали что получше. А я как взял билет, так и оказалось, что именно этот номер я знаю лучше остальных. Старлаб очень удивленно на меня посмотрел, когда я гордо отказался выбирать дальше…

Клиент еще жив. Без сознания, но жив. Теперь надо подождать хотя бы час. Мутабор опять начинает проявлять нетерпение.

Совершенно ни к чему в голову приходит студенческий стишок: «Бьет копытом, землю роет/Молодой сперматозоид…»

Угомонить Мутабора удается с трудом. От запаха мяса и крови он становится дерганым. Да и то, что месть уже почти свершилась, тоже накаляет обстановку.

Делаю пару инъекций, приспосабливаю пакет с кровезаменителем. Клиент плох, пульс частит, дыхание тоже не в норме. Но три клинические смерти и ампутацию обеих рук перенести — это не хухры-мухры.

Вошедший Николаич устраивает тем временем малый военный совет.

— Получается так, что эмчээсники предлагают помощь. Как бы их профиль работы — и привезти могут много всякого полезного, те же одеяла, например. Но теперь они опасаются базу без прикрытия оставлять. Я предложил командованию такой ченч — наша группа вместе с… с Мутабором отправляется на прикрытие их базы. Эмчээсники прибывают транспортом, помогают в обеспечении и эвакуации. Потом нас перебрасывают в Кронштадт.