— Мадам Боже, немедленно скажите Аленке, чтобы она вернулась сразу, чтобы расчесать мне волосы, — закричала она.

Гувернантка вмиг поняла, все, что было написано на лице ее воспитанницы. Она немедленно встала и вышла в коридор.

Катенька осталась одна и начала себя ругать:

— Боже мой, какая я, оказывается, самка, мне понравился крестьянин, мужик! Но почему? Я же совсем не хочу этого, как стыдно! Ах, почему он не благородный человек. Ведь он такой красивый высокий, мужественный, может, он вообще не из этого сословия и попал в деревню случайно?

Пока мадам Боже представляла в своей вредном умишке картины скидывания с пьедестала любовницы хозяина, ее воспитанница уже настроила себе сказок о благородном происхождении Николки.

Поэтому, когда гувернантка зашла обратно в комнату, то по виду Катеньки, моментально догадалась, что та задумала какую-то большую пакость.

Аленка, между тем довела Николку до его флигеля, где его встретил зевающий Лешка и указал ему место для спанья. В этом флигеле жили кроме них, еще несколько человек, казаки, которые охраняли имение и хозяина, когда тот выезжал на охоту или еще куда. Сегодня здесь было пусто, и парни, поговорив немного в темноте, улеглись спать. Николка беспокоился о своей бабке, но Лешка успокоил его, сказав, что ей дали угол при кухне, и что она будет там в помощницах.

Илья Игнатьевич во весь опор мчался на коне, за ним мчалась его охрана в количестве десяти человек.

Остальной обоз, с которым он уезжал в небольшой уездный городок, теперь плелся неспешно, вслед за ними.

Он ехал с одной мыслью, — только бы успеть, только успеть. Может его Катенька, обожаемая дочурка, единственная память о Натали, на которую она так похожа, не успела прочитать ту гадость, мерзость, которую он дал ей собственными руками.

Он даже застонал от злости на себя, и еще раз обозвал всеми словами, которые у него остались в голове со времен гусарской юности.

Как обычно он в городе остановился у своего приятеля князя Андрея Шеховского, с которым они вместе воевали француза. Князь был гораздо старше своего друга и уже практически не выезжал, поэтому очень радовался его приезду.

Вчера вечером они сидели и как обычно решили перекинуться в картишки. Они любили штос, особенно после того, как ознакомились с произведением поручика Лермонтова.

Вот и сейчас они попивали глинтвейн, перекидывались картами, делая маленькие ставки, и беседовали ни о чем. И тут князь поинтересовался как дела у его любимицы маленькой Катеньки.

— Она далеко, уж не маленькая, — с гордостью сказал Вершинин, — готовится к первому балу, слава богу, мне вывозить ее никуда не надо, и так, все соберутся у меня.

Мне, как отцу, сложно говорить, но кажется, что девочка очень симпатичная и умница. По-французски шпарит лучше меня. Я ей французские романы у нашего книторговца покупаю регулярно. Вот неделю назад купил произведения маркиза де Сада.

Карты выпали из рук князя, и он остекленелым взглядом посмотрел на своего визави.

— Что, я, что-то не то сделал? — встревожено спросил Илья Игнатьевич.

— Кха-кха, — откашлялся князь, — Илья, — а ты сам то читал эти романчики?