– Но кто ты сам? – спросил я, пристально глядя на него. – Алхимик, вознамерившийся вывести чудовищного гомункулуса?

Тут сестра моя уронила голову на сложенные на столе руки и горько разрыдалась.

– В детстве я слышала множество страшных легенд, – пробормотала она, тонкими, изящными пальцами смахивая слезы. – Я молилась о том, чтобы Талтос никогда не пришел. Я дала обет безбрачия, поклявшись, что ни один мужчина никогда не прикоснется ко мне. Больше всего я боялась, что произведу на свет подобное существо. А если бы такое несчастье, упаси Боже, произошло, я задушила бы новорожденное чудовище, прежде чем позволить ему припасть к моей груди, дабы напиться ведьминского молока. Но твоя мать, брат, поступила иначе. Она не стала тебя убивать. Ты вдоволь насосался ее молока и вырос высоким и сильным. Тебя отослали в безопасное место, где ничто тебе не угрожало. А теперь ты явился сюда, намереваясь исполнить самые кошмарные пророчества. О, как ты слеп в своей самонадеянности! Может быть, именно сейчас ведьмы разносят по всей округе весть о твоем прибытии. Вскоре маленькие существа, эти злобные мстительные твари, узнают, что ты уже здесь. Со всех сторон долина окружена протестантами. Они выжидают лишь подходящего момента, чтобы напасть на нас, выжидают, когда искра разожжет пламя.

– Все это ложь, сестра, – горячо возразил я. – И ложь эта не помешает мне принести людям Свет Христа, который загорится этой ночью. Вы оба слышали церковный колокол. Наступает время служить мессу. Я должен исполнить свои обязанности служителя Господа. Сестра, твоя душа – вместилище самых темных языческих суеверий. Не приближайся к алтарю в эту святую ночь. Я не позволю тебе вкусить Тела Христова.

Я поднялся, чтобы уйти. Голландец схватил меня за плечо, пытаясь удержать, но я резко сбросил его руку.

– Я служитель Бога и верный последователь святого Франциска Ассизского, – изрек я. – Я явился в эту долину, дабы отслужить здесь Рождественскую мессу, и вы напрасно чините мне препятствия. Все ваши усилия тщетны, ибо я – Эшлер и место мое по правую руку от Господа.

Сказав это, я устремился в собор. Едва я переступил порог храма, тысячи людей, ожидавших начала праздничной службы, разразились приветственными криками. Голова у меня шла кругом. Однако все бессвязные угрозы, обещания и подозрения, которые мне только что пришлось выслушать, я считал искушениями дьявола.

Воздевая руки для благословения, я прошел через расступившуюся передо мной толпу. In Nomine Patris, et filii, et spiritus sancti, amen.[42] Ко мне подошли красивая молодая девушка, которой во время сегодняшней мистерии предстояло исполнить роль Девы Марии, и румяный юноша – ему выпала честь изображать святого Иосифа. Голову Марии покрывала белая вуаль, а Иосиф еще не имел собственной бороды и потому привязал бороду из пакли. На руки мне опустили прелестного пухленького младенца всего нескольких дней от роду.

Среди верующих я заметил людей, наряженных в звериные шкуры. В руках у них тоже горели свечи. Свечей было такое множество, что, казалось, сияние их залило всю долину. В городе свечи горели на каждой улице, в каждом окне. И скоро Свет Христов должен был спуститься в храм, где все мы пребывали в трепетном ожидании!