— Что и думать, — закончила за него Самоварова.
Лицо доктора выражало растерянность, смешанную с некоторой долей облегчения.
— Валер, — подоткнув под спину подушку, присела на кровать Варвара Сергеевна. — Пожалуйста, хоть ты прекрати меня мучить! Объясни, как я оказалась в реанимации. Что со мной, черт побери, произошло?
Доктор бросил листки на стул и принялся вышагивать по палате.
— Ты потеряла сознание. К счастью, в квартиру зачем-то вернулась твоя дочь и тут же вызвала «скорую». Давление было ниже некуда… Замедлилась сердечная деятельность. Тебя доставили в реанимацию. Ты пролежала там сутки. Состояние стабилизировалось, тебя перевели в палату. Ставили капельницы. Еще почти сутки ты спала. Ни на один вопрос о том, что предшествовало случившемуся, ты так и не ответила, — вещал он чужим голосом.
— Господи… — обхватила себя руками Варвара Сергеевна. — Но я действительно не знаю, что этому предшествовало! Неужели ты думаешь, я лгу?! — не в силах себя сдерживать, закричала она. — Зачем мне лгать? Для лжи нужен смысл!
— Уф… Именно этого мы и боялись, — подскочил к ней Валера. — Твоей реакции.
— Какой, к черту, реакции?! На то, что у меня упало давление и понизился гемоглобин?
— Варя… — Приобняв ее, доктор пытался говорить спокойно. — Ты должна успокоиться и попытаться ответить на один простой вопрос.
— Я спокойна! — Она скинула с себя его руки. — Задавай любые вопросы, только не делай из меня идиотку!
Валерий Павлович присел на краешек кровати.
— Что ты помнишь последнее? День, час, событие… Это очень важно, чтобы понять клиническую картину.
— Ты можешь убрать из своей речи ваши врачебные формулировки? — злилась Самоварова, с горечью понимая, что злится не на доктора, а на себя, полоумную развалюху.
— Хорошо… — выдержал паузу Валерий Павлович. — Постараюсь…
Она схватилась руками за голову, которая трещала от напряжения.
— Утро. Ты ушел на работу. Я собираюсь в поликлинику, потому что ты заставил меня сдавать очередные чертовы анализы.
— Дорогая моя, ты постоянно чертыхаешься!
— Слушай, ты вроде атеист? Или как?
— В свете случившегося поверишь во что угодно, — изрек, глядя куда-то в стену, доктор. — Если бы Аня случайно не вернулась домой, все могло закончиться гораздо плачевней.
— Вот и дай мне информацию! — срывающимся голосом умоляла Самоварова. — Я говорю тебе правду, скажи и ты мне!
— Варь… Я каждое утро ухожу на работу и время от времени прошу тебя сдать анализы. Вспомни что-то конкретное — обстоятельства, детали.
— Обычное утро в твоей квартире. Осень. А, конкретное? После утреннего приема ты собирался на собеседование к Вислакову.
— И?
Снова это «и», напористое, как вражеский танк и вместе с тем пугливое, как начинающий воришка.
— И?! И все!
Самоварова откинулась на подушку и прикрыла глаза. Голова разламывалась и трещала. Это была не ее голова, а трухлявый капустный кочан.
— Прости, Валер. Я устала.
— Все в порядке, — голосом человека, у которого далеко не все в порядке, из глубины палаты отозвался доктор, — Конечно, поспи. Я попрошу, чтобы тебя не беспокоили. А завтра приду.