— Я с тобой ни о чем не договаривался. — Кирилл махнул рукой: — Павел!
Павел навел пистолет Макарова на Хелен и Кенни:
— Кирилл, их тоже в спальню?
— Да, — сказал Кирилл. — А что с другой девчонкой?
Павел указал на младенца:
— В смысле с матерью?
— Ага.
— С ней никаких проблем, босс. Она в гостиной. Спартак с ней разберется, как только я ему скажу.
— Ну хорошо, хорошо.
Ефим закончил показывать Виолете, как пользоваться пистолетом.
— Теперь понимаете?
— Понимаю.
— Вы уверены, миссис Борзакова?
Она выпустила пистолет.
— Уверена, уверена. Ефим, ты что, думаешь, я полная дура?
— Да, немножко. — Ефим поднял ствол и нажал на спусковой крючок. Пуля вошла Виолете под подбородок и вышла из макушки вместе с ударившим в потолок фонтаном крови и костей. Кепка улетела за диван. Виолета шатнулась налево, направо, упала на диван и соскользнула на пол.
Кирилл начал подниматься с дивана, но Ефим выстрелил ему в живот. Кирилл издал звук, который мне уже приходилось однажды слышать, — это было, когда собаку сбила машина.
Из-за занавески показался Спартак с револьвером в руке. Павел выстрелил ему в висок. Спартак сделал еще полшага, а потом упал навзничь у моих ног, раскрыв рот и хрипя. С зеркальной стены стекали розовые ошметки.
Через несколько секунд хрип прекратился.
Павел направил ствол Кенни в грудь.
— Погоди, — сказал Кенни. — Постой.
Павел взглянул на Ефима. Тот перевел взгляд на Аманду, потом снова посмотрел на Павла и один раз моргнул.
Павел пустил пулю Кенни в грудь. Кенни дернулся, как будто через его тело пропустили ток.
Хелен закричала.
Тадео сидел зажмурив глаза и повторял:
— Нет, нет, нет, нет!
Кенни поднял руку. В его глазах стоял дикий ужас. Павел сделал шаг вперед и выстрелил Кенни в лоб. Кенни замер.
Хелен свернулась на диване в позе зародыша и беззвучно кричала. Рот у нее был открыт, с подбородка капала слюна, но никаких звуков из ее груди не вырывалось. Она смотрела на тело Кенни, лежавшее рядом со Спартаком. Павел навел на нее пистолет, но на спусковой крючок не нажал. Тадео сполз с дивана, встал на колени и начал молиться.
Кирилл скреб руками по дивану, словно в темноте пытался найти пульт. Из его горла вырывался хрип. Кровь залила его белый пиджак и бежевые брюки. Он хватал ртом воздух, глядя в потолок. Ефим, встав на диване на одно колено, прижал ствол «Спрингфилда» Кириллу к груди.
— Ты мне был как отец, но ты нас опозорил. Слишком много кокса. Слишком много водки.
Кирилл прохрипел:
— Кто с тобой будет работать, если ты убил своего пахана? Кто тебе поверит?
Ефим улыбнулся:
— Я у всех спросил разрешения. У чеченцев, у грузин. Даже у этого сумасшедшего москвича с Брайтон-Бич. У того самого, про которого ты говорил, что он никогда не сможет всем рулить. Но именно он всем сейчас и рулит. Он согласился, что тебе пора.
Кирилл прижал обе руки к ране в животе и выгнулся от боли.
Ефим стиснул зубы и сжал губы.
— Слушай, Ефим, я…
Ефим дважды выстрелил. Глаза Кирилла закатились. Он выдохнул. Из его груди вырвался неправдоподобно высокий звук. Зрачков видно не было, на лице светились одни белки. Ефим отошел в сторону. Изо рта у Кирилла и из дыры в груди вылетело по облачку дыма.