Русскую водку.
Деньги пойдут полковникам — генералам, а экипаж — подработает тем, что захватил пару подозрительных русских за тысячу афганец с обоих. От ста пятидесяти кило лишнего груза самолет не упадет.
Так вот и жили…
Самолет гудел моторами, летели как на перине. Под задницей — тюки с барахлом, под тюками с барахлом — товар. Лети — не хочу…
Вот только на душе — неприятно. Тревожно — на душе.
— Слышь… — по-блатному сказал Грешнов
— Слышу.
— Чо-то мне все эти перипетии перестают нравиться.
Баранец презрительно хмыкнул
— Тебе думать вредно. Для здоровья.
— Нет, я серьезно. Чего это полкан своих валить вздумал, а?
— Тебя не спросил. Нам приказано, мы делаем.
— А если завтра и нас так? Надо чо-то делать!
Баранец ткнул напарника локтем вбок.
— Червяк уже сделал! Напомнить!?
Грешнов моментально осунулся, погрустнел. Первоначально — их вообще было четверо. Грешнов, он же Грех, Баранец, он же Бобер (на «Баран» могло прилететь в рыло), Черевицкий, он же Червяк и Бобриков, он же Бобер. Это не считая самого полковника, который полковником тогда не был. Червяка убили они вдвоем по приказу Телятникова. Тот совсем охамел — его устроили для вида на склад ГСМ, так он сначала начал налево топливо пускать, потом связался с моджахедами. Из-за лишнего рубля готов был удавиться, сам гад спекся и других мог подставить. Телятников приказал его казнить. Они и сделали — как будто нападение моджахедов. Червяк получил посмертно «Красное знамя» и отправился на Родину в Черном Тюльпане. А деньги, которые он закрысил так и не нашли. Точнее, это полковник говорил, что не нашли, очень может быть что и нашли, да делиться кто-то ими не захотел. Тут дело темное: будешь нос совать и сам ляжешь. А Бобра убили люди генерала Птицына, был тут такой генерал, он потом на вертолете со своими людьми за кордон дернул. Про него разное говорили, кто — сбили при переходе границы, кто — остался у американцев и теперь консультирует их. Крутой мужик был! Как раз он то наркоту в гробах и тягал, только спецрейсами. Бобр его людям чем-то дорогу перешел — они его и убили. Отомстить не удалось, на верхах договорились, а их дело телячье — обосрался и стой. Правда потом — и этих бешеная собака покусала…
Может… все-таки толстяк прав? Химичит что-то полкан, ох химичит. Но если ему дорогу перейти — он такое сделает, ни один тяжеляк[21] такое не сделает. В Баграме камеры для духов, закроет, будет пытать. Потом с самолета сбросят. И сказать никто ничего не скажет, у него по этим де6лам никакой отчетности нет. Скажет — предатели были и все.
Хорошо, что в заветном месте блокнотик лежит. А там — все-все рейсы, до последнего. Где взяли, кому отдали, с кем полкан встречался. Кто по этим делам в Аэрофлоте банчит. Кто среди погранцов… таможенников…в совпосольстве. Но надо язык держать за зубами. Полкан узнает — все зубы болгаркой сточит за этот блокнотик…
— Ничего… проскочим… — примирительно сказал Баранец — и тут же снова взъелся — стрелял бы лучше! Чем думать! С десяти метров попасть не можешь!
— Чего с десяти метров! Я бы попал, если бы ты там не стоял! А потом они рванули! Я в них сто пудов попал!