Конечно, в этой ситуации была и смешная сторона» Адриан Морло никогда не узнает, как отчаянно она боролась с ним и с собой эти несколько месяцев, как трудно было не показывать истинных чувств. Герцог был великолепным любовником, и несколько раз Арабелла оказывалась опасно близка к тому, чтобы выдать себя. Теперь уже не казалось важным то, что она притворялась с целью удержать любовника, пока не выведает то, за чем приехала. План наконец удался; в этом Арабелла находила некоторое утешение и даже улыбнулась про себя при мысли о том, что благодаря деланной холодности оказалась в подобном положении. Но все же совесть мучила Арабеллу, особенно теперь, когда она начала терять контроль над собой.

Руки… Она больше не понимала, чьи руки ласкают каждый дюйм ее обнаженного тела. Грудь. Живот. Бедра. Ягодицы. Не было той части, которой бы они не коснулись. Арабелла словно стала куклой, беспомощной, несопротивляющейся, пока ее переворачивали, сгибали то так, то эдак, исследуя, рассматривая, гладя. Голова кружилась от поцелуев и ласк. Кожа то жестоко горела, то становилась ледяной. Арабелла тихо застонала, не в силах скрыть или сдержать наслаждение, которое ей дарили братья, и напряглась всем телом в ожидании новых восхитительных ласк.

— Ах, моя Белла, — промурлыкал герцог, заметив это, — ты начинаешь ощущать страсть, правда?

— О-о-ох, да, — выдохнула Арабелла. — Ox! Ox! О-о-ох! Д-да!

Морло, улыбаясь, прислонился спиной к пуховым подушкам и нежно привлек Арабеллу к мускулистой груди. Ален начал целовать ее плечи, грудь; губы двигались все ниже, вбирая упругую душистую плоть, язык лизал кожу, вызывая нервную дрожь. Арабелла почувствовала, как он раздвинул ее ноги, и пока герцог, почти раздавив груди, с силой сжимал упругие холмики, Ален наконец отыскал чувствительный бутон ее женственности. Арабелла гортанно вскрикнула, когда, приоткрыв мягкие трепещущие складки плоти, скрывавшие крохотную жемчужину, он коснулся ее языком, гладя напряженный камешек, медленно, настойчиво всасываясь в него, пока она не обезумела от вырвавшегося наружу подавляемого месяцами желания, окончательно забыв обо всем, не в силах сдержать ни чувств, ни рвущихся из горла криков.

— Боже! Боже! — возбужденно выкрикнул Ален. — Она словно мед, Адриан, и я не могу насытиться! Не могу! — Он вновь опустил голову, терзая языком раскаленную плоть, и первые волны бурного экстаза подхватили ее.

— Возьми ее, брат! Возьми! — бешено пробормотал герцог. — Насладись ею сейчас, но оставь завершение мне, умоляю, ведь я так долго голодал!

Каким-то чудом слова Адриана проникли сквозь густой туман, окутавший мозг Арабеллы, и потрясли ее до глубины души.

Но, во имя Господа, чего и было ожидать от такого сожительства втроем?

Все же ее совесть встрепенулась в последний раз в попытке уберечься от этого чувственного безумия.

— Нет! Нет! — закричала она. — Нет, Адриан!

Но герцог осторожно поймал ее маленькие ручки, нежно обнял, прижал к себе, как ребенка, и, приблизив губы к ее губам, умиротворяюще прошептал:

— Нет, моя Белла, не надо сопротивляться нашему блаженству.