— Урядник, давай завтракать.

Он отказался:

— Спасибо, я уже…

— На тебя готовили тоже, — наставила солдат.

Еда у них была отличной: рис с кусками настоящей морской, а не болотной, рыбы. Он всё равно не согласился:

— Я сыт. — Ответил он и пошёл к лодкам.

И когда он потянул из кармана пыльника сигареты, вдруг услышал в наушниках:

— Сержант, кто из людей свободен?

Это заспанным голосом говорила Панова.

— Сели есть, казак наш поел уже, прогуливается, что-нибудь нужно? Я могу потом поесть, — отвечал сержант Мальков.

— Не нужно, ешьте, урядник, слышите меня? — Произнесла женщина.

— Так точно, приём. — Ответил Саблин и тут же машинально губами потащил сигарету из пачки.

— Помогите мне, — сказала женщина.

— Я помогу вам, госпожа Панова, — сержант поднялся с земли от расстеленного брезента, за которым завтракали солдаты.

— Завтракайте сержант, — проговорила Панова, голос её был всё ещё заспанный, но даже заспанный он и намёка на ослушание не оставлял, — урядник справится. Аким, идите сюда.

Это было не приглашение, это был приказ явиться незамедлительно. Просто отдавала его красивая женщина, и голос у неё был заспан. А по сути, и по тону, именно приказ.

Но Саблин не побежал в дом, Бог их знает, как тут у них положено, он выжидательно уставился на сержанта. А Мальков стал махать ему рукой, давай, мол, чего стоишь, слышишь, зовут тебя. Сам бы так бегом и кинулся. Странное у них всё-таки подразделение. Странные отношения. Даже после энергичных взмахов сержанта, Саблин сначала прикурил сигарету, и уже после неспеша пошёл в дом.

Там, в доме, Панова сидела на входе в маленькую одноместную палатку, которою поставили, видимо ночью, вечером её там не было.

Она чуть улыбнулась ему и сказала, уже без металла в голосе:

— Хочу голову помыть, польёте мне?

За всю его жизнь Акиму ни разу не предлагали такого. Даже на войне, в окопах, казаки и солдаты мылись сами, никто никому нечего не лил. И казачки своих мужей об этом не просили, и поэтому Саблин даже не сразу понял, о чём его просят.

— Чего? — Растеряно спросил он, не выпуская сигареты изо рта.

— Умыться хочу и голову помыть, — проговорила она, чуть раздражаясь от его непонятливости, — польёте мне воды?

— А, понял, — соврал он.

На самом деле он ничего не понял. Это он ей, что ли должен помогать мыться? Это как?

— И выбросьте сигарету, ненавижу табачный дым по утрам.

Аким сразу же шагнул к двери и выкинул окурок на улицу. Он продолжал «ничего не понимать».

Ненавидит табачный дым, а сама дымит почти без перерыва.

Панова поднялась с пола. Саблин был малость растерян, а тут совсем обомлел. На ней кроме обтягивающего, плотно обтягивающего тела комбинезона ничего не было.

Это было какое-то подобие армейской «кольчуги». Из удивительно тонкого, блестящего ультракарбона. И «капилляры» для охлаждения на нём были, и едва заметная армирующая сетка, и капюшон был. Как и на армейской «кольчуге» «чёрными чулками» до колен на нём тоже была выделена область голени. Но это был более продвинутый материал, более тонкий. Он так плотно прилегал к её телу, что для фантазий не оставалось места. Костюм словно обливал её блеском, совсем не скрывая ни единого нюанса её красивого тела.