— Я ж тебе обещал, что пойду, и гляну, что да как. Значит, хотя бы погляжу, что за дело. Чего переспрашиваешь, — злился Саблин, — я ж не девица, чтобы передумывать.

Обещание — это была первая причина, а вторая… Про вторую он помнил всегда. Даже когда, забыв обо всём, осатанело бил сколопендр на Ивановых камнях, он где-то подспудно, в подсознании, хранил, лелеял мыслишку, что помирать ему нельзя. Никак нельзя ему помирать, пока он не вылечит свою младшую, самую беззащитную, самую любимую свою дочку от неизлечимой болезни. И поэтому он собирался с Савченко за нужной тому вещью.

— Вернусь из болота — поеду с тобой. — Твёрдо сказал он Олегу.

— Ты только вернись, — как-то невесело отвечал ему Савченко, — а то пожрёт там тебя эта жаба.

— Не пожрёт, — был уверен Саблин, — я один был, она зубы обломала, а тут я с солдатами пойду. Не пожрёт.

— Да, — задумчиво соглашался Савченко, — солдаты неплохие, я их видал. Ладно, как вернёшься — позвони.

— Позвоню, — обещал Аким, — только вот откуда у тебя, наверное, сто номеров. На какой звонить?

— А ты не звони, ты заезжай, дом у меня пока один. — Отвечал Олег. — Или звони на любой, что помнишь, я все оплачиваю.

Не успел Аким положить в карман коммутатор, так он опять запищал. Аким с заметным раздражением вытащил его из кармана, он всё никак не мог выйти из здания арсенала, хотя китайцы, что там работали, всю его броню и оружие уже отнесли к его квадроциклу.

Он взглянул на номер — опять незнакомый, и опять подумал, что вот это точно Панова, нажал соединение и коротко сказал:

— Саблин.

— Здравствует, Аким. Это Панова. Я была у вас в больнице.

Да это была она, высокая и красивая женщина со светлыми волосами из далёких северных городов, что стоят на берегу моря.

Она говорила так, словно думала, что он её мог забыть.

— Да помню я вас. — Сказал Саблин и добавил как-то грубо: — Чего вам?

Он совсем не так хотел сказать, хотел быть вежливым, просто так получилось. И она заговорила торопливо, словно извиняясь:

— Я хочу с вами встретиться, мне очень нужно. Дозвонится до вас непросто, а вы всё время заняты. Может, уделите мне пятнадцать минут?

Он не мог ей отказать, конечно, после не очень вежливой фразы ему нужно было как-то себя реабилитировать.

— Давайте, я сейчас могу, — сказал он, выходя на улицу.

— Ой, как хорошо, — обрадовалась женщина. — Я остановилась в вашей гостинице.

В гостинице? Да не было у них в станице никаких гостиниц. Были комнаты на втором этаже в чайной. И очень Саблин не хотел бы идти на второй этаж с женщиной на глазах станичных мужчин. Очень не хотел бы, но отказать он не мог:

— Сейчас подъеду, — пообещал он.

— Я вас очень жду, — радостно сообщила Панова.

Кажется, она сказала это радостно, как будто и вправду ждала.

У Саблина, заводившего квадроцикл, по спине холодок побежал: не дай Бог об этом узнает жена. Она, наверное, ещё про то, что он с Юнь звание обмывал, не узнала, а тут ещё и эта городская. Не дай Бог.

Как хорошо, что Панова ждала его за столом внизу, в самой чайной, и была она не одна. С ней там сидел Морозов. Он увидел Акима, позвал его к столу. Саблин снял фуражку, пошёл через весь зал, кивая знакомым казакам. А кода подошёл к столу, Панова встала и протянула ему руку для рукопожатия. Она улыбалась ему, как улыбаются старому знакомому, которого давно не вдели и которому рады. Рука её оказалась не такой уж и нежной. Вовсе нет, ручонка тонкая, пальцы длинные, но схватила так, как не всякий мужчина возьмёт. А вот лейтенант даже не потрудился зад отрывать от стула, руку протянул так, как будто они старые приятели, небрежно, сказал: