Он подобрал вёсла и побежал вниз, ничего-ничего, они ещё поборются.
А пулемёт наверху ни на секунду не замолкал.
— Аким, — послышалось в наушниках, — лодка готова?
— Сейчас, Саша, сейчас.
Он уже подбегал к лодке, тащил к ней весла, когда чудом увидел на панораме движение, кто-то мелькнул справа, только каким-то чудом, иначе это везение не назовёшь, но он успел среагировать, привычка штурмовика, чуть что — укрывайся щитом. И вот именно это его и спасло. Два дарга, которых он не заметил, буквально с пятнадцати метров справа, считай в упор, открыли по нему огонь.
И полетело, и в бок, и в шлем, и в наплечник, и снова в шлем, и ещё раз в шлем, и пусть через щит, всё равно ему мало не было, словно тяжёлым молотком били. И правый бок ещё, и да, кажется, мимо щита ударила так, что дыхание перехватило. И в правую ногу. Он бросил весла, начал валиться в невысокие заросли каких-то растений, накрывая голову щитом. Панорама от ударов «поплыла», может, камеру сбили, может, компьютер перегрузился.
Он практически слеп, а ему еще две пули прилетели. И тогда на звук, на здравый смысл, на удачу, он стрельнул в ту сторону, откуда летели пули. Машинально продёрнул затвор и опять выстрелил.
И слышит смех, там кто-то смеётся, кажется, смеются над ним, и это очень хорошо, очень хорошо, за эти секунды, что в него не стреляют, панорама перегрузилась, теперь он снова видит всё отлично, и у него самого шок прошёл. Он теперь знает, откуда в него стреляли. Дарги, а он там как минимум не один, прячутся за выступами обрыва, ему их не видно, но и им его сейчас не видно. Они укрылись, но он их прекрасно слышит:
— Эй, казак, бегать не надо. Лодка плыть не надо. Подыхать надо.
И смех, они смеются, нет, он там точно не один. Машинально Саблин загоняет патроны в пенал дробовика. Он ещё не точно знает, где они, но Саблин знает, что будет делать. Нужно только уточнить их местоположение.
И тут они ему помогли сами.
Из-за выступа раздалась длинная очередь, он думал, что это ему или же его отвлекают, он прятался за щит и выстрелил в ответ, загнал горсть картечи в земляную стену обрыва, но потом услышал звук попадающих в металл пуль, звук повторился много раза, он обернулся и чуть не заскрипел зубами. Даргам из-за уступа была видна лодка, и они изрешетили её. Вся правая часть кормы была в дырах. А тут и Саша заговорил:
— Аким, что там с лодкой? У меня шестьдесят патронов.
Он думал, что ответить товарищу, но не знал, а дарги снова орали из-за выступа:
— Казак, твоя лодка не плавать, теперь казак не плавать, теперь казак дохнуть.
И другой голос провыл жалостно, кривляясь:
— Ой, мама, ой, мам, помирать не хочу, казак помирать не хочу, мама-мама…
— Нет больше лодки, Саня, — произнёс Аким.
— Как нет? — В голосе товарища слышался, если не ужас, то какая-то тоска точно.
— Нет больше лодки, Саня, — повторил Саблин.
А дарги за выступом радовались, выглядывали даже, они снова там смеялись. И так громко, что он слышал каждый их радостный рык.
Борзые твари, видно, со степняками так борзеть привыкли, да вот только Саблин был не степняком, а пластуном, и не просто пластуном, а бойцом штурмовой группы.