Настя вроде не изменилась, по-прежнему делала свое дело, могла пошутить, улыбнуться, но что-то в ней сломалось. Это чувствовалось. Мужчин в том самом понимании для нее не существовало. Она делила их всех на три категории – боевые товарищи, враги и начальство.

Мужики берегли Настю как могли. Но как это сделать, если она сама не хочет быть береженой?

– Эй, товарищи, все готово, можно ехать! – крикнул с дороги рыжеусый капитан Кисляр, напоминающий какого-то разросшегося таракана.

Перекур закончился, офицеры побрели к машинам.

Десять минут назад маленькая колонна, состоявшая из двух «газиков», встала в чистом поле, недалеко от ручья. Спустило колесо у головной машины. Двое парней из охраны ставили запасное, остальные, вцепившись в автоматы, ходили вокруг и смотрели по сторонам. А капитан Кисляр нещадно дымил и крыл матом тех и других.

Советские люди, находящиеся в этих местах, быстро привыкали соблюдать осторожность, Чуть зевнешь, и нет тебя.

Парни из средней полосы России крайне удивлялись. Почему такая враждебность со стороны местного населения? Разве наша власть не самая добрая, щедрая и справедливая? Она же народная, а они разве не народ? Неужто все дураки?

О том, почему жители Западной Украины не любят Советскую власть, можно тонну макулатуры исписать и все равно ничего не объяснить. Остается сваливать все на темноту и недалекость населения. Эту нелюбовь пришельцы с востока ощущали на собственной шкуре постоянно, каждый день и час.

Оперативники убедились в отсутствии засады, перекурили, пока сотрудники НКВД, вооруженные карабинами, устраняли неисправность.

Дорога опять тянулась по полям и перелескам. «Газик» с охраной двигался впереди, в сорока метрах. Он имел брезентовый тент и приваренные двери, которые в «родной» конструкции не предусматривались. У охраны имелся ручной пулемет. Такой же лежал на заднем сиденье второй машины, между Настей и Гальпериным.

Машины с приличной скоростью неслись по безлюдной местности. Мелькали озера, березовые и дубовые рощицы.

Капитан Кисляр самолично крутил баранку, подался вперед, закусил губу. Рыжие усы торчали от усердия. Он оказался старше, чем оперативники ожидали. Стас развалился рядом и поглаживал дырчатый ствол «ППШ», который втиснул между ног.

– На чем я там остановился? – осведомился Кисляр. – Ах, да, работы на этой гребаной Волыни невпроворот. Вы бы только знали, товарищ майор, какие мерзости тут происходили. Я партизанил здесь, у товарища Кравца. Может, слышали? Сам-то я из Новочеркасска, Ростовская область, столица казачества, так сказать. Вы не думайте, товарищ майор, были не только белые казаки, красные тоже существовали. Я вот лично в отряде товарища Котовского Григория Ивановича служил. Мне в двадцатом аккурат двадцать два стукнуло.

– Поносило тебя по свету, Федор Ильич, – проговорил Шелест и осведомился: – Как в партизанах-то оказался?

– Сейчас, минутку. Пригнитесь, товарищи контрразведчики, балка тут нехорошая, бывает, шалят. – Он бросил беглый взгляд за спину, покрепче вцепился в баранку.

Когда нехорошая балка, опоясанная колючим шиповником, осталась позади, капитан снова распрямился, облегченно вздохнул и проговорил: