– Что, Леха, так себе архитектура? – проворчал Шелест.

Гальперин отвернулся.

Кисляр доехал до западной околицы, сделал разворот и покатил обратно.

– Поляки возвращаются, – сказал он. – Пусть не массово, с опаской, но случаи уже не единичные. Заручаются нашей поддержкой. Мы ее, естественно, обещаем, да вот только не приставишь к каждому крестьянину автоматчика. Обустраиваются на свой страх и риск. Всякое случается. Но разве кто-то будет восстанавливать хозяйство в этом селе? Тут же мертвяки кругом, смертным духом все пропитано, страх в воздухе такой, что аж мурашки по спине. Сдохнет человек, а не поедет сюда. Где-нибудь на пустыре начнет строиться. Да и то лишь до той поры, пока ночью бандеровцы не придут.

Через минуту «газик» выехал из села-призрака. Машина с сотрудниками НКВД снова возглавляла процессию.

Все подавленно молчали. Зрелище, конечно, не из радостных.

Что заставляет человека брать в руки топор и рубить в капусту соседа, доброго приятеля, с которым вчера здоровался, горилку пил, за жизнь разговаривал?

В Клещинку они заезжать не стали, вышли на основную дорогу. Она петляла через ромашковое поле, постепенно приближалась к лесу. Запах смерти сменили ароматы луговых трав, дул приятный ветерок. В безоблачном небе носились стрижи-истребители.

Справа в низине осталось село, с виду целое, хаты с соломенными крышами. Неподалеку под надзором голопузого мальца паслись щуплые коровы. Навстречу проскрипела телега, запряженная клячей. Возница торопливо щелкал бичом, освобождая проезд.

– Ладно, какая ни есть, а вроде бы мирная жизнь начинается, – заметила Настя.

– Точно! – сказал Кисляр, провожая глазами остов перевернутой телеги, украшающий откос. – Ее приметы на каждом шагу. На этой телеге польская семья пыталась деру дать. Бандеровцы на лошадях за ними гнались. Телега перевернулась, так эти несчастные по полю убегали, а бандиты за ними скакали и давили копытами. Там и лежат, куда им деться, в траве все.

Дорога втягивалась в смешанный лес. Головная машина уже тряслась на корнях, плетущихся по дороге, водитель включил пониженную передачу. Люди насторожились, потянулись к оружию.

За левой обочиной деревья отступали, кустарник разредился. Справа, наоборот, вырос склон, весь покрытый зеленью и венчаемый осинами. Он тянулся вдоль проезжей части.

– Лес небольшой. Быстро проскочим, а там уже скоро и Возырь, – сказал Кисляр.

«Работа в постоянном напряжении. Как же это славно, – подумал Шелест. – Не знаешь, откуда и когда прилетит. На передовой гораздо проще. Там хорошо понятно, где враг. Тут же сплошная неясность».

– Вам знакома такая фамилия – Горбацевич?

– Да, – откликнулся Кисляр, передернув плечами. – Сволочь знаменитая была, хоть автограф бери. Хотя почему я говорю «была»? В июле наши Возырь брали. Немцы-то сразу откатились, не дураки они, боялись в окружение попасть. А эти черти на западной окраине что-то вроде укрепрайона устроили. Два танка в ловушку попали, сгорели вместе с экипажами. Гранатами солдат забрасывали, с флангов обстреливали. Много ребят тогда полегло. Чего греха таить, дрались эти поганцы отчаянно, несколько раз контратаковали, без патронов на пулеметы бросались.